сообщение как-то повлияет на "папочку"?
Конечно, не повлияло. Андрей Андреевич даже зевнул:
– Без работы не останется…
– Ну да! Распихают всех специалистов по районным больницам…
– Ты кто? Председатель профсоюза медиков?
– Не-а… А чем отель лучше больницы?
– Это сложный финансовый вопрос…
– А не человеческий, да?
– У тебя есть еще ко мне какие-то дела? – сухо спросил Рытвин-старший.
– Есть. Мне нужен вон тот конек…
– Что за фокусы! Зачем?
Костя объяснил напрямую:
– Один мальчик собирает коллекцию шахматных коньков. Белых, с правой клетки. Я ему обещал…
– Это, между прочим, очень дорогой шахматный набор, – уже помягче сказал отец.
Костя тщательно подобрал слова:
– А что, потеря этой фигуры сильно подорвет финансовую мощь твоего концерна?
Гость, все время молчал, склонив блестящую голову над столиком. А теперь быстро глянул исподлобья. Отец отчетливо произнес:
– Константин, пошел вон.
– А конек? – сказал Костя.
– Стервец какой!.. Подожди, доиграем и возьмешь. Убирайся.
– То подожди, то убирайся…
– Убирайся и подожди у себя…
– Папа, но мне надо сейчас! Я обещал срочно! – нетерпеливо соврал Костя ("Возьму и сразу позвоню Белке!"). – Можно ведь его чем-нибудь заменить на доске! Хотя бы рюмкой!
Гость опять поднял глаза (и как бы погладил ими Костю).
– Андрей Андреевич, мальчик прав… Но только не рюмкой, а вот… – И он стянул с длинного пальца тяжелый перстень. – Можно провести некоторую ассоциацию: камешек этот похож на глаз Буцефала…
Перстень был явно золотой, а камешек (вернее камень!) – темно-красный. Видимо, рубин. Золото стукнуло о перламутровую клетку, а коня гость протянул Косте.
– Берите… если папа не против.
– Папа не против… – буркнул отец. – Только не мешай нам, иди к себе.
– Спасибо, я пошел… Но тебе, папа, сейчас будет мат…
Костя смотрел на доску. И не только на доску. Еще и на длинную кисть руки, с которой был снят перстень. И опять на шахматы. И…
– С какой стати мат?! – вскинулся отец.
– Константин прав, – наклонил голову гость. – Реальная угроза… Вы должны признать, Андрей Андреевич, что в шахматах я посильнее вас.
– Но не сильнее меня, – с вежливой дерзостью, – сказал Костя. – Папа, хочешь я доиграю за тебя?
– Храбро, но бесполезно, – улыбнулся гость.
– Это как посмотреть… Папа можно?
– Борис Ильич, вы не возражаете? – спросил отец.
Гость посмеялся, фамильярно так, по-приятельски:
– Вы, Андрей Андреевич, ищете достойный способ избежать разгрома… Что ж, я не возражаю. Но Константину разгром гарантирован.
– А если нет? – спросил Костя.
– А если да? – Борис Ильич пошевелил длинными смуглыми пальцами. В Косте тонко, натянуто дрожали нервы. Впрочем, ощущение было какое-то отстраненное. Словно это и не Костя, а другой мальчишка, на которого он смотрит со стороны…
– Хотите пари? – сказал Костя, отводя глаза от рук гостя.
– Гм… а каковы ставки?
– А вот! Ваш перстень! Если проиграете, он мой!
– Ого! У вас, Костя губа не дура!.. А что с вашей стороны?
– Ну… хотя бы так. У меня есть коллекция редких марок, британские колонии. Когда-то увлекался… Она стоит не меньше перстня!
Борис Ильич вопросительно глянул на Рытвина-старшего.
– Я не против, – усмехнулся тот. – Пусть рискует, это его имущество.
– Но мальчик проиграет…
– Фиг, – сказал Костя. – Извините. Проиграете обязательно вы… Борис Ильич.
Отец засмеялся. Борис Ильич развел руками.
– Ну, что же. У меня племянник филателист. Будет ему царский подарок…
Костя сунул в нагрудный кармашек тяжелого костяного коня. Рывком двинул кресло вплотную к столику. Колени нависли над инкрустированным бордюром. А сам Костя навис над фигурами. И двинул левого слона.
– Ого, – сразу озаботился Борис Ильич. – Не ожидал. Впрочем, это не меняет дела. Мы вот так… – И передвинул ладью.
Костя сделал вид, что задумался. Думать было не о чем, все ясно, однако хотелось унять внутри нервы-струнки. А Борис Ильич (наверно, чтобы отвлечь противника) рассеянно проговорил:
– Странное, однако, хобби у вашего друга. Что за радость собирать шахматных коньков?
– У всякого в жизни свои радости, – тут же отозвался Костя (спор поможет успокоиться). – Одни собирают коньков, другие марки… А кто-то скупает акции и наращивает капиталы, тоже радость… – И переставил ферзя.
Краем глаза, он увидел, как грубоватое, будто из дерева вырезанное лицо отца, напряглось.
– Это влияние некоего взрослого приятеля, – небрежно объяснил он гостю. – Этакая помесь омоновца с толстовцем-богоискателем…
– Никогда он не был омоновцем! – искренне возмутился Костя. – Никого не бил и не калечил! До того случая…
– Ну да, слов нет, я ему благодарен, – поспешно согласился отец. – Но только вот его философия…
Борис Ильич привстал над столом, разглядывая фигуры. И, не подняв головы, спросил: