Чечня. Год третий

Если говорить о литературе или кино, мне всегда было трудно выделить какого-то одного автора или одно произведение, которого я мог бы превозносить выше остальных. Но вот несколько лет назад эта установка нарушилась. И если исходить из той логики, что на вопрос «что почитать?», последние несколько лет я всегда отвечаю «Благоволительницы» Джонатана Литтелла, то Джонатан Литтелл мой любимый писатель. В общем-то, с момента прочтения, это произведение для меня определенно бенчмарк, с первой до последней страницы, упоминаемое мною уйму раз и перестать мысленно возвращаться к нему я пока никак не могу.

Несмотря на то, что шанс написать много ненужных слов о «Благоволительницах» я уже упустил (хотя уверен, что воспользуюсь им снова, когда буду перечитывать), есть у Литтела и другие произведения, не монументальные как его единственный роман, но от этого не менее интересные.

Так, в январе я вспомнил, что у него есть еще две книги, которые я не читал: «Чечня. Год третий» о режиме Кадырова, написанная в 2009 и «Хомские тетради», написанная на основе нелегальной поездке в Сирию в 2012 году.

Не смотря на то, что это две разные, не связанные между собой работы, имеют они и кое что общее: в них описано общество пребывающее в условиях войны, постоянного насилия и противостоянии автократии. Только если «Чечня…» об автократии победившей и сопротивлении проигравшем, то «Хомские тетради» об автократии терпящей крах.

И в Чечне и в Сирии Литтелл человек не случайный. В качестве сотрудника гуманитарной миссии, с конца 90-х, до момента, пока не взялся за «Благоволительниц», Литтелл работал и в Чечне и Афганистана, и в Конго и Сьерра-Леоне. В общем его тянет в места, где понятия «война», «насилие» и «смерть» употребляются в настоящем времени. Или в прошлом, как в свежем документальном фильме «Неправильные элементы» (который все никак не обзаведется субтитрами, из-за чего я его все никак и не посмотрю), где Литтелл на протяжении двух часов общается бывшими бойцами угандийской «Господней армии сопротивления», куда пачками похищали детей, а потом повспитывали их безжалостными убийцами.

Книга «Чечня. Год третий» задумывалась как отчет о том, насколько в Чечне стало лучше жить. Но после насильственной смерти правозащитницы Натальи Эстемировой и последующей череды репрессий, концепция немного изменилась, а та нормализация, которую воображал Литтелл, сравнивая Чечню 2009 с Чечней условного 1999, описывалась уже не такой явной.

Вообще, «Чечня. Год третий» можно прочитать по нескольким причинам.

Во-первых, это вполне лаконичный и взвешенный отчет для тех, кому с одной стороны интересно, как устроена современная кадыровская Чечня, с ее минусами и плюсами, но не на столько, чтобы тратить на изучение вопроса слишком много времени. Ответы на вопросы: как Кадыров пришел к власти, какими методами он ее удерживает, что происходит с несогласными и что случится после того, как Кадыров закончится – они как бы тут.

Во-вторых, «Чечня. Год третий» - красочно напоминает о том, как в современной РФ устранялась «зараза сепаратизма», (слова Дмитрия Пескова), а вместе с ней и устранилось около 200 тысяч человек (цифра, озвученная Литтеллом).

В-третьих, «Чечня. Год третий», отличное напоминание, людям вроде меня, дорожащим своими свободами, о том, как им повезло вырасти и жить в местах, не напоминающие места столь отдаленные. Т.е. я действительно ощущаю страх перед любой политической надстройкой, обустроенной в виде закрытой системы, не приемлющей гражданского общества как такового. И даже в современных украинских реалиях при всем моем пессимизме по поводу происходящего сейчас, я осознаю, что гражданское общество наступает.

«В апреле, когда он (Кадыров) должен был представить обязательную для всех региональных губернаторов декларацию об имуществе, он заявил, что всю его личную собственность составляют одна трехкомнатная квартира (наверное, он имел в виду двухкомнатную), 36 кв. м, в Грозном и «Жигули», советский «Фиат-Панда». Ничто ему не принадлежит – ни многочисленные роскошные автомобили из его автопарка в Центорое, которые можно посмотреть на YouTube, ни автомобили «Порше Кайен», которые он раздает направо и налево своим сотрапезникам и даже случайным журналистам, ни десяток скаковых лошадей, которых он держит в Дубае под присмотром южноафриканского тренера Германа Брауна, причем самый красивый жеребец, купленный у британского магната Энтони Оппенгеймера, обошелся Рамзану в сумму между 500 000 и 1000 000 фунтов стерлингов: все это принадлежит Чеченской Республике, а не ему. Ведь верно – заявил он недавно в интервью «Комсомольской правде», что поскольку «я служу народу, и у меня должно быть все, чтобы я мог работать». «Я – бедный чеченец, – уточнил он в том же интервью. – Все, что мне дал Всевышний, я ни от чего не отказываюсь». До некоторой степени это подтверждает председатель российской Счетной палаты Сергей Степашин: когда по каналу РЕН-ТВ его спросили о налоговой декларации Рамзана, он ответил: «Вся Чечня – его собственность. Не беспокойтесь о нем».

Ну и в-четвертых, Литтелл напоминает, что средневековье никуда не делось и человек нисколько не поменялся, если говорить об издевательствах человека над человеком и никакие уроки прошлого с холокостами, гулагами, голодоморами, ситуацию не поменяют. Оно среди нас, возможно этажом ниже, улицей выше, оно всегда было и всегда будет, пока будет жив человек. И для меня территория среднквековья распространяется на всю планету без исключения каких-то конкретных наций или стран. Просто плотность средневековья где-то выше, а где-то ниже.

«Я работал в Чечне во время двух войн, сначала – в 1996 году, а затем еще год и три месяца с начала второй войны, осенью 1999 года, и всегда поддерживал там тесные контакты: поэтому, как и сами чеченцы, я хорошо помню те годы, когда жизнь чеченца не стоила ни копейки, когда человек мог исчезнуть – его пытали, а потом убивали просто после встречи с пьяным солдатом на блокпосте; когда изнасилованных девушек затем убивали, как выбрасывают поломанную вещь; когда находили трупы молодых людей, захваченных во время больших зачисток – проводимых федералами операций, – связанных колючей проволокой и сожженных заживо; когда семьи в панике и отчаянии собирали несколько тысяч долларов, чтобы выкупить своих арестованных мужчин, прежде чем станет слишком поздно – даже когда было уже слишком поздно, семьи платили эти деньги для выкупа изуродованных трупов; когда дети росли в вонючих лагерях, почти не получая образования; когда их убивали или калечили бомба, мина или праздный снайпер; когда шахидки, «черные вдовы», которые совершали самоубийство, унося с собой нескольких русских, делали это не из-за религиозных верований, но из чистого отчаяния», - пишет вначале Литтелл, как бы извиняясь за употребление слова «нормализация», по отношению к тому, что происходит в Чечне сейчас.

Тему сплочения нации кровью и отсутствие композиционных швов между бредом и реальностью в большой литтелловской прозе вполне можно перенести и на документальный текст про чеченскую действительность. Перепридуманные в угоду новой власти «традиции», унижение женщин, пытки, торговля должностями, захват любого мало-мальски успешного бизнеса, непотизм, принудительные взносы для государственных служащих и тотальный контроль всех сфер общества — Чечня кажется по-настоящему жутким регионом, в котором первобытное сочетается с оруэлловским примерно так же, как проспект Путина с памятником Ахмату Кадырову. И, как показывает финал, в котором несчастному Литтеллу приснился Рамзан, в конце наш след возьмут не благоволительницы.

Как проницательно говорит Майрбек Вачагаев: «Все построено на одном человеке… И сегодня вся республика должна молиться на Рамзана Кадырова, потому что, если с ним что-то случится, они потеряют все… Значит, это не система. Значит, это не долговременная политика… Это момент, который дан Чечне».

Сильно