Я был на этой войне

триппер — это, уважаемый читатель, «офицерский насморк»

Так и проживешь ты, стоя на коленях, и умрешь в той же позиции. Помоги кому-нибудь, помогут и тебе. В жизни все как на войне. Если ты помогаешь, то тебя не продадут, не предадут

Русский человек последнее время склонен к саморазрушению, самоуничтожению, уничтожению ближнего. Анархия, бунт, вот та стихия, которая по душе русским. Но даже в защиту своих детей, погибающих в Чечне, не смогли русские поднять бунт.

Из трехсот семидесяти пяти человек во втором батальоне сейчас оставалось от первоначального состава двадцать восемь. Страшная статистика

Смотрим в приборы ночного видения. А там вся рота, упитая вусмерть, устроила соревнования по слалому. Садятся на автомат, приклад в землю, и на этих импровизированных салазках лихо объезжают деревья, кустарники. Сталкиваются друг с другом, падают, веселятся. Пикник на обочине жизни устроили себе, сукины дети. Мы их всех переловили, кое-как построили, оружие отобрали. Темно стало, почти ни черта не видать, пересчитали, вроде все балбесы на месте. Подводят ко мне по одному. Я голос изменил и спрашиваю: «Ты знаешь, где находишься, скотина?» Тот и отвечает: «Нет!» Я: «Ты в плену, русская свинья. Будешь в русских стрелять — оставим в живых!» Парень отвечает: «Стреляйте, режьте, но в своих стрелять не буду!» Наш парень! Мы его спать отправили. Следующего вызываем, те же вопросы, тот отвечает: «Буду!» Что мне оставалось делать — в ухо и в обоз. Третьего вызываем, а тот отвечает: «Как прикажете!» И этому гаду в ухо, бойцы мои проверенные тоже в стороне не остались, пару раз приложились. Короче из ста сорока «наемников-ополченцев» только тридцать отказались воевать против нас. Готовы были принять смерть, а остальных, товарищ генерал, прошу сегодня же отправить обратно в те военкоматы, что призвали их на службу. Вот рапорт.

После ранения и бессонной ночи я переоценил прожитую жизнь, стал смотреть на происходящее, на собственную жизнь несколько иначе. Стал ценить каждый прожитый день, минуту, радоваться всему. На неприятности глядеть наплевательски. Я живой, есть, что покушать, жена с сыном здоровы, а остальное — дерьмо. Ценю каждый вздох, каждую минуту, радуюсь солнцу, дождю, ветру, заново полюбил природу. Она — наша мать. Из нее вышли, в нее вернемся.

Блядь! Как убивать людей, так деньги находятся, а как по-человечески похоронить, нет ни денег, ни желания. Полпроцента от награбленного выделили бы на похороны.

Неужели купили всех тех, кто руководит из Москвы боевыми действиями в Чечне? Ход и порядок событий показывали, что это так. Как бы мне хотелось, чтобы я заблуждался на этот счет! Но ежеминутно возникали вопросы в голове, а ответа на них я не находил. С подобными же вопросами ко мне обращались и офицеры, и солдаты, я отшучивался и посылал всех на хрен. На душе было тяжело. С Юрой мы постоянно обсасывали эту тему. Нет ответов

Потому что система за семьдесят лет превратила тебя в бессловесное существо, которое может только кричать в одиночку, когда его режут, а помочь соседу, защитить кого-то — не в состоянии. Так и проживешь ты, стоя на коленях, и умрешь в той же позиции

— Отзовите авиацию! Отзовите авиацию, блядь! Эти пидоры мне полбатальона убили! Немедленно отзывай! Я не удержусь своими силами! Почему?! Спроси у этих негодяев, которым по хрену, куда сбрасывать свои бомбы! Скажите им спасибо. Отзывай этих пидормотов. Давай поддержку. Я начинаю окапываться. Сейчас духи пойдут в атаку. Все, отозвал самолеты? Молодец. Точно не знаю, но приблизительно у меня более сотни «двухсотых» и человек шестьдесят «трехсотых». Что я с ними буду делать?! Давай подмогу! И медиков и эвакуаторов. Некоторые есть нетранспортабельные. Все, кажется, духи наступают. Не будет поддержки — я ухожу. Поддержку давай. Да не с воздуха, долбодеб, а нашу давай. Обещали, что хваленый десант и морпех будет помогать! Где эти чмыри? У «Северного» спрашивай, где они! У Ханкалы спрашивай. У меня все, пошел на хрен! Некогда. Иди сюда, узнаешь, почему некогда. Пошел на хрен!!!