– Вас, к примеру, я предать могу, имейте это в виду. Вас, но не Талиг.
– А Первого маршала? – Зачем он спросил? Его дело – исполнять приказы, а не набиваться на разговоры.
– Алву? – Савиньяк усмехнулся. – Нет, Алву я не предам, точно так же как он не предаст меня. В случае необходимости один пожертвует другим, только и всего.
– И чем это отличается от предательства? – Лионель был омерзительно прав, Чарльз понимал это и все равно спорил, не мог не спорить.
– Предательство для предаваемого всегда является неожиданностью и неприятностью, – маршал Севера больше не улыбался, – а мы знаем, чего ждать друг от друга. Если потребуется поджечь фитиль, ни меня, ни Алву не остановит то, что другой привязан к пороховой бочке.
Эти двое не жалеют никого и в первую очередь себя. Ворон имел право говорить так, как он говорил в Октавианскую ночь. Он доказал это у эшафота. Выстрелить в предателя и выскочить в окно… Прорубиться сквозь целый полк и положить шпагу…
– У вас странный взгляд, Давенпорт, о чем вы задумались?
– Вы напомнили мне о господине Первом маршале.
– Да, мы похожи, – подтвердил Лионель. – Только Алва первый, а я – второй. Если будет нужно, я стану первым, но я этого не хочу. Там, где я положу пятерых солдат, Ворон обойдется тремя. Он нужнее.