одиннадцать лет, она начала заявлять о своих правах. Нет, она ничего не требовала. Просто говорила вслух, до чего ей хочется где-нибудь побывать, увидеть хоть что-нибудь еще кроме утесов Дьеппа. Заняться чем-нибудь интересным. Например, музыкой. Не только потому, что у нее были ярко выраженные музыкальные способности, и не потому, что учителя в музыкальной школе в один голос твердили, что она должна больше играть. Нет. Всего лишь потому, что она сама испытывала такое желание. Даже не желание. Потребность.
Расклад был прост. Эмили не сможет совершенствоваться в игре на фортепиано, если у нее дома не будет инструмента. Если не будет заниматься по несколько часов каждый день. Маленькая Эмили, помимо прочего, обладала редким даром убеждения. Она обошла с рулеткой в руках гостиную. И сделала вывод: если телевизор переставить в угол, а диван сдвинуть в сторону, пианино поместится. И будет очень красиво смотреться. Сверху, на крышку, можно будет поставить вазу и хрустальную пепельницу, привезенную с ярмарки в Бреле.
Оставался вопрос цены.
Пианино стоило тридцать тысяч франков. Или — двадцать тысяч, если покупать подержанное.
Николь Витраль только всплескивала руками:
— Пианино! Деточка моя, да мне на вашу одежду денег еле хватает! Чтобы свозить вас на неделю в Сен-Кэ, я весь май и весь июнь работала по воскресеньям. А к школе сколько всего нужно купить! И еще за музыкальную школу платить! До десяти лет ты училась бесплатно, но теперь хорошая жизнь кончилась. А ты говоришь, пианино…
Эмили не спорила. Она все понимала. В свои одиннадцать лет она была не по годам взрослой. Во всяком случае, мне