Степной волк. Нарцисс и Златоуст

С годами я стал человеком без определенных занятий, без семьи, без родины, оказался вне всяких социальных групп, один, никто меня не любил, у многих я вызывал подозрение, находясь в постоянном, жестоком конфликте с общественным мнением и с моралью общества, и, хоть я и жил еще в мещанской среде, по всем своим мыслям и чувствам я был внутри этого мира чужим. Религия, отечество, семья, государство не представляли собой никакой ценности для меня, и мне не было до них дела, от тщеславия науки, искусств, цехов меня тошнило; мои взгляды, мой вкус, весь мой ум, которыми я когда-то блистал как человек одаренный и популярный, пришли теперь в запустение и одичание и стали подозрительны людям. Если в ходе всех моих мучительных перемен я и приобретал что-то незримое и невесомое, то платил я за это дорого, и с каждым разом жизнь моя становилась все более тяжелой, трудной, одинокой, опасной. Право же, у меня не было причин желать продолжения этого пути, который вел меня во все более безвоздушные сферы, похожие на дым в осенней песне Ницше.

— Значит, теперь у тебя есть, собственно, все, что тебе нужно?
— Нет, Гермина, это не так. У меня есть что-то прекрасное и прелестное, большая радость, великое утешение. Я прямо-таки счастлив…
— Ну вот! Чего же ты еще хочешь?
— Я хочу большего. Я недоволен тем, что я счастлив, я для этого не создан, это не мое призвание. Мое призвание в противоположном.

чья судьба – ощущать всю сомнительность человеческой жизни с особенной силой как личную муку, как ад.