«Россия — это одно сплошное „Фарго“: вечная зима и маразм» Интервью Семена Слепакова — о сериалах, сатире и свободе

Мне кажется, что люди, которые не смотрят телевизор, только думают, что его не смотрят. На самом деле, они его смотрят в других местах: в интернете, в айфоне. Я думаю, что телевизор и сейчас остается тем рупором, через который ты можешь что-то сказать огромной массе людей.

Но статистика все равно в пользу телевидения. Может, эта аудитория не самая суперпродвинутая и суперпрогрессивная, а может быть, это аудитория, у которой нет доступа к быстрому интернету. Но и такой зритель может быть глубоким, тонким и образованным, и его не надо считать отсталым.

Просто сейчас самое важное направление на телевидении все-таки развлекательное. Мы хотим экспериментировать, расти, делать что-то новое, но наш зритель по-прежнему усталый возвращается с работы и садится в кресло, взяв еду и параллельно разговаривая с женой; он хочет, чтобы что-то такое доброе, знакомое, то, к чему он уже привык или быстро привыкнет, звучало фоном, периодически выступая на передний план, когда у него есть время это воспринимать. Это правила, по которым живет телевидение, ты не можешь сказать: «А теперь давайте погасим свет, замолчим и насладимся шедевром». Это уже будет кино или же интернет, где человек находит что-то конкретное и смотрит по собственному желанию.

Я не против того, чтобы выходить, я просто не знаю, куда мне идти. У меня нет к конкретному человеку претензий, ни к какому. У меня такое недоумение. Есть какое-то место, в котором собираются люди, которые недоумевают? И что у них должно быть написано на плакатах: «Что делать?», «Как быть?», «Что будет?»

Вот «Универ» — он идет с 2008 года. Страшно сказать: восемь лет в эфире, 500 серий. Я писал первые сто. Сменились поколения авторов, родились дети, появились жены, а «Универ» еще идет. Сериал — адовая штука. В этом плане фильм гораздо более гуманная вещь, ты его за три года сделаешь и избавишься от него.

Нам действительно, может быть, где-то таланта не хватает или каких-то навыков, умений или профессионализма. Но зато есть желание сделать по высшему разряду, чтобы все было по максимуму.

У меня пунктик такой: я ошибки совершаю, но потом обязательно хочу их исправить.

Если честно, мне все интересно. У меня нет потребности прикалываться и шутить постоянно. Я ведь даже в КВН пошел играть, потому что мне хотелось исполнять финальные песни, стоя на сцене. В них такие всегда сентиментальные слова: «мы вернемся», «мы еще встретимся». Эта ностальгия меня всегда очень трогала. Поэтому мне интересно работать в различных направлениях, главное, чтобы было про жизнь, чтобы зритель смог узнать в этом себя.

У меня пунктик такой: я ошибки совершаю, но потом обязательно хочу их исправить. Нас можно во всем подряд обвинять, но уж точно нельзя в том, что мы относимся к нашей работе спустя рукава. Нам действительно, может быть, где-то таланта не хватает или каких-то навыков, умений или профессионализма. Но зато есть желание сделать по высшему разряду, чтобы все было по максимуму. Видимо, поэтому мы что-то переснимали, переписывали. Если бы они уже не вышли в эфир, я бы еще что-нибудь переписал или переснял.

Если честно, нет. Это как-то все очень громко звучит для меня. Мы просто делаем то, что нам нравится. Всегда. И стараемся, чтобы это совпадало с коллективным бессознательным, как я это называю, чтобы люди это тоже воспринимали. Со скетчкомом «Наша Russia» мы добились большего эффекта, в случае с теми же «Озабоченными» — меньшего: он массовым не стал. Но никакой особой возложенной на нас миссии мы не чувствуем.