Ханеман

Кладбище умирало медленно, скромно, под тихое шуршанье пересыпающейся земли - так заходящее солнце в дождливую пору незаметно гаснет в пепле тумана.

Ищет смерти, потому что не может найти жизни"

Пан Ю. попытался объяснить ему, что художник совершил ошибку, что он вскрыл себе вены, желая убежать от жизни, но жизнь всегда против нас, и, стало быть, бегство - самый простой выход; да, он боялся тюрем и лагерей, но ведь столько людей прошли через лагеря и продолжают жить. "Получается, он был трус?" - иронически спросил мальчик. Пан Ю. заколебался. "Нет, он не был трусом. Только черес

эта противоречивость: он же знал, что мир, в котором они живут, беден, ограничен немногочисленными простыми понятиями, однако не мог отделаться от впечатления, что Бог наделил их чем-то, чего он лишен. Как же так? Как примирить тесноту тишины, в которой они замкнуты, с удивительной открытостью? Беззащитность и беспомощность - с безукоризненной точностью жестов? Они то казались ему жалкими в своей убогости, то воспаряли над говорливой толпой, плывущей под фонарями широкой улицы, молчащие и тем не менее увлеченные беседой из неслышимых слов.

Это же заводные куклы! Манекены! Восковые фигуры из паноптикума, конвульсивно сотрясающиеся в механическом ритме!

Ансен прав. На самом деле не важно, почему люди кончают с собой. Важно другое: почему большинство людей не лишают себя жизни. Вот это поистине чудо.

Послушай, - сказал однажды Ханеману Август Пфюце, который уже закончил курс анатомии. - Здесь, куда мы попали, ты потеряешь Бога. От твоей веры ничего не останется, увидишь".

Тогда второй господин, муж убитой, вошел в корчму, швырнул в один угол шляпу, в другой перчатки. По нему видать было, что смерть супруги для него страшный удар.
Когда мы спросили про того господина, который застрелился вместе с дамой, они нам сказали, что это ихний друг дома, господин Генрих фон Клейст...

Он говорил: "Все кончается, ибо все имеет конец". Держал ее за руку. "Ты не знаешь, какие они дикари. Ты беспомощная. Ты слабая. Ты дитя. Без меня ты погибнешь. Лучше умереть вместе. У нас ведь общая кровь. Стоит тебе отойти, я лишаюсь сил".

По стене дома Биренштайнов проплыла тень пролетающего голубя.
Теплые, живые пальцы.
Страх.