Радуга тяготения

Одна стена, хоть и глухая, за годы разъелась тенями оперативников — так порою зеркала в общественных едальнях корежатся отражениями посетителей: поверхность набирает характера, будто старое лицо...

«Возможно, мы все правы, — записывает он сегодня в дневнике, — и, возможно, истинно все, что мы предполагаем, — или более того. Что б мы ни обнаружили, не приходится сомневаться: физиологически, исторически он — чудовище. Нам ни за что нельзя утратить контроль. Мысль о том, что он затеряется в мире людей после войны, наполняет меня глубочайшим ужасом, который я не в силах угасить...»

Стрелман один, беспомощно чихает в своем гаснущем отделе, лай на псарне уже безжизнен и прибит холодом, трясет головою — нет... во мне, в моих воспоминаниях... не просто «факт»... общая наша смертность... эти трагические дни... Но теперь его колотит дрожь, он дозволяет себе через весь кабинет взглянуть на Книгу, припомнить, что из первоначальных семи осталось лишь двое владельцев, он да Томас Гвенхидви, кто выхаживает своих бедняков аж за Степни.

Он умеет, умел несколькими словами все лишить восторга. И не особо подбирал эти слова притом: у него такое инстинктивно.

Они наклонились, не соображая, очаровательные нахалки, что тем самым обнажают роковые края белых хлопковых трусиков, скругления юного жирка крошечных ягодиц — удар по Генитальному Мозгу,

лупит тебя в макушку...
Пират горбится, таща свои бананы вниз по штопору лестницы.
      