Освобождение

Когда до меня на‍­ко‍­нец дошло глав‍­ное – что я не такой, каким меня счи‍­та‍­ли, а во‍­об‍­ще дру‍­гой, – вот тогда-​то, Эндж, ярлык пе‍­ре‍­стал быть тюрь‍­мой, а стал целым миром, огром‍­ной кар‍­той, при‍­чем моей соб‍­ствен‍­ной. Те‍­перь я могу вы‍­би‍­рать любые до‍­ро‍­ги, идти куда за‍­хо‍­чу и, воз‍­мож‍­но, когда-​нибудь найду в этом мире свой дом. Ярлык в моем слу‍­чае ока‍­зал‍­ся не за‍­кры‍­той две‍­рью, а клю‍­чом.

– Я хочу вернуться с тобой на вечеринку, Линус, – проговорил он тихим низким голосом, словно до ужаса боялся не получить разрешения. – Я хочу поцеловать тебя у всех на виду. Чтобы все о нас знали. – Он поднял глаза и посмотрел на Линуса. То был самый страшный момент за день, но ведь отчаянный ужас – обязательный спутник надежды. – Я хочу тебя любить, – сказал Адам. – Если ты мне позволишь.

– Привет, – с напускным радушием сказал он Адаму. – Это мне?

За розой пришлось возвращаться в машину, и теперь он протянул ее Линусу.

– Ты ведь ее примешь?

И еще он сказал… Мы разговаривали, а он возьми и скажи… – У Адама пересохло в горле, он поморщился. – …мол, моя любовь – ненастоящая. Я считаю ее настоящей, но это не так. Я просто себя дурачу, да и…

Линус закончил:

– …да и как твоя любовь может быть настоящей, то ли дело его любовь – от него-то вон даже девчонка залетела, с которой они познакомились пять минут назад!

Адам в отчаянии посмотрел на Линуса широко распахнутыми глазами.

– Господи, Линус! Я ведь ему поверил. Поверил. И до сих пор верю. Мой внутренний голос говорит мне, что все это – ненастоящее, не может быть настоящим.

– Потому что я – не девчонка?

– Да, и к тому же… – Он не смог закончить: грудь сдавило, лицо перекосило, к горлу снова подступили слезы. Линус тихо положил голову ему на грудь.

– К тому же, – опять договорил он за Адама, – Адам Терн не достоин любви. И никогда не будет достоин.

– Слушай, все с тобой нормально. Ты ничем не хуже других. Настолько не хуже, что я целыми днями представляю, как ты, большой, небритый и голый, будешь тратить горячую воду в моем душе, пока родаки уехали играть в софтбол.

Адам едва заметно улыбнулся и влажно поцеловал Линуса в губы.

– Настолько не хуже, что я сам не заметил, как влюбился.

Кончиком языка Адам слизал кофейный аромат с губ Линуса – от него всегда чуть-чуть пахло кофе – и сказал:

– Я тоже.

– Чем жестче мораль, тем проще ее прогнуть, –

– Кому придет в голову взять с собой на охоту такого сына и кого-нибудь при нем убивать? Первые четыре раза я рыдал, на пятый меня оставили дома.

С того дня они стали неразлучными друзьями – все-таки они чуть не умерли вместе, а такие события здорово сближают.

Они не были конкурентами «Дому на камне» (что вы, какая конкуренция? мы все тут служим Господу, делаем Божье дело!), однако дух соперничества был у Здоровяка Брайана Терна в крови. Годы его службы в «Доме на камне» стали одной сплошной (и тщетной) попыткой обойти «Ковчег жизни» как по количеству прихожан, так и по степени святости в общем зачете кубка «Божье дело».

Он отправился прямиком в душ, но через несколько минут даже сквозь звук льющейся воды услышал вопли (в основном мамины). Мама в прямом смысле слова выла. И не так уж она расстроилась – просто не хотела упускать возможность хорошенько повыть