Большая Ордынка. Прогулка по Замоскворечью

Хоть Замоскворечье и было полноценной частью города, в нем оставались некоторые патриархальные особенности и приверженность к старым традициям. Это выразилось в том числе и в архитектуре. Большинство церквей, построенных здесь в XVII веке (Николы в Берсеневке, Николы в Пыжах, Георгия в Ендове), обладают одинаковым композиционным началом, сложностью силуэта и богатством декора. Замоскворечью никогда не были свойственны сложные планировочные решения в архитектуре, но зато теперь этот район представляет особенную ценность для исследователей, потому что в нем сохранились жилые и производственные постройки XVII века, которых в Москве практически не осталось.

Еще одной характерной особенностью этого района было наличие в усадьбах больших садов и даже огородов. Замоскворечье со своим консервативным бытом походило в какой-то мере на провинциальный город, а не часть столицы. «Сооружая дом или храм, здесь придерживались своих «замоскворецких образцов», подчас более скромных, чем в других частях Москвы, зато привычных и апробированных соседями.

Возникновение телефонных станций значительно изменило облик Москвы: появились телефонные стойки, между домами протянулись провода. Возле дома Попова свилась настоящая паутина из проводов. Сначала в телефонных компаниях работали мужчины, но (удивительная вещь!) они часто ругались друг с другом и отвлекались на посторонние дела. Тогда на смену мужчинам пришли знаменитые «телефонные барышни». Набивши шишку на мужчинах, управляющие телефонных станций подвергали девушек строгому отбору. Кандидатки должны были иметь приятный голос, быть молодыми (от восемнадцати до двадцати лет), вежливыми, образованными и терпеливыми. Однако и жалованье они получали нешуточное – тридцать рублей! Для сравнения: квалифицированный рабочий довольствовался лишь десятью – пятнадцатью рублями.

Писатель Л.В. Успенский в одном из своих очерков не без ностальгии вспоминал о времени «телефонных барышень»: «Те первые телефонные аппараты – выпускала их фабрика «Эриксон» – с нашей нынешней точки зрения показались бы необыкновенными страхидами. Они висели тяжкие, крашенные под орех, похожие на тщательно изготовленные скворечники. Микрофон у них торчал вперед чуть ли не на полметра. Говорить надо было, дыша в его тщательно заделанный медной сеточкой раструб, а звук доходил до уха через тяжелую трубку, которую, совсем отдельно, нужно было приставлять к нему рукой. И были две кнопки – левая «а», правая «б».

Телефонная барышня. Фотография начала XX в.

Левую надо было нажимать, вызывая номера до 39 999; правую – если нужный вам номер начинался с четверки. Отвечала «барышня». Барышню можно было просить дать разговор поскорее. Барышню можно было выругать. С ней можно было – в поздние часы, когда соединений мало, – завести разговор по душам, даже флирт. Рассказывали, что одна из них так пленила милым голоском не то миллионера, не то великого князя, что «обеспечила себя на всю жизнь»

Давид Иванович Хлудов потратил на благотворительность все свое огромное состояние. В конце жизни он вовсе разорился, продал родительский дом и перебрался в маленький домик на окраине города. Хлудов никогда не жалел об отданных миллионах, скорее наоборот – был рад своей судьбе. Последние годы жизни он провел как монах, никуда не выходил, только читал Священное Писание и духовные книги. Перед смертью Давид Иванович тяжело болел, но продолжал посещать богослужения в устроенной им прямо в доме церкви. Умер он в 1886 году в возрасте шестидесяти трех лет. В Ризоположенской церкви на Донской улице состоялось отпевание, на котором отец Василий Руднев произнес глубокую и искреннюю речь: «Он делал добро не из-за наград – не напоказ. Знаков отличия он не искал, ими не особенно интересовался, возлагал на себя очень редко и сделал завещание, чтобы при гробе его их не выставлять и в похоронной процессии не нести... Мысль о смерти не страшила его; одного только он боялся, как бы не умереть внезапно. «Лучше похворать, – говорил он, – похвораешь, приготовишься». И Господь исполнил это святое желание его; пред смертию ему послана была болезнь и болезнь тяжелая, продолжительная; к прежней внутренней болезни присоединилась новая: перелом бедренной кости, раны на ногах, пролежни на спине. Окружающие не могли без слез смотреть на него, воображая, как должны быть ужасны страдания его; а он терпел, молился и благодарил…