Александра Маринина

Смерть ради смерти

Notify me when the book’s added
To read this book, upload an EPUB or FB2 file to Bookmate. How do I upload a book?
  • Anna Makhnevahas quoted5 years ago
    А меня не интересует государство, которому наплевать на людей. И мне, в свою очередь, наплевать на безопасность такого государства. Я готова согласиться с тем, чтобы такого государства не было совсем, потому что такому государству мешает его собственное население, как хаму-продавцу мешают покупатели, а плохому врачу мешают спокойно жить пациенты с их глупыми болезнями и нудными жалобами
  • Tanikulahas quoted4 years ago
    Вас интересует безопасность нашего государства? А меня не интересует государство, которому наплевать на людей. И мне, в свою очередь, наплевать на безопасность такого государства. Я готова согласиться с тем, чтобы такого государства не было совсем, потому что такому государству мешает его собственное население, как хаму-продавцу мешают покупатели, а плохому врачу мешают спокойно жить пациенты с их глупыми болезнями и нудными жалобами.
  • Tanikulahas quoted4 years ago
    центром, вокруг которого сосредоточены их боль, страдания, слезы. И что же? Ради ИХ близкого никто никакой бригады не создавал. Когда убили ИХ близкого, что-то никто никого с должности не снял и даже выговор не объявил. Значит, мой ребенок хуже? Мой ребенок, мой муж, мой брат — они недостойны того, чтобы их убийцу искали? Почему? Потому что бедны? Потому что не работают на телевидении и поэтому не имеют доступа к самому популярному каналу массовой информации? Потому что их не избирали в Думу? Почему? ПОЧЕМУ? А КАК ЖЕ МОЙ РЕБЕНОК, МОЙ МУЖ И МОЙ БРАТ? Виктор Алексеевич, то, что сейчас происходит, — это издевательство над теми людьми, у которых погибли близкие. И я в этом издевательстве участвовать не желаю!

    Она сама не заметила, как давно уже перешла на крик. Из глубины ее души поднималась такая боль, которая заставляла вибрировать голосовые связки и наконец прорвалась наружу бурными слезами. Настя разрыдалась. Колобок немедленно вскочил с начальственного места и подкатился к ней.

    — Ну что ты, девочка, ну не надо, милая, — приговаривал он, ласково гладя ее по голове. — Не надо так остро это воспринимать. У нас с тобой есть работа, и мы должны ее хорошо делать, вот и все наше мировоззрение. И убийство тележурналиста — это такое же убийство, как и все остальные, и раскрывать его тоже надо. Мы же с тобой не можем отказаться его раскрывать только лишь потому, что наше государство ведет себя по-свински, правда? Да, власти поступают неправильно, но наша работа все равно остается, и делать ее все равно надо, даже если мы с властями не согласны. И убитый тележурналист не виноват в том, что вокруг его гибели устроили карнавал животных. И его близкие имеют право рассчитывать на то, что убийца будет пойман и наказан. Поэтому вытри слезы, деточка, успокойся, и давай подумаем, как нам лучше поступить.
  • Tanikulahas quoted4 years ago
    — Виктор Алексеевич, — сказала Настя медленно, сквозь зубы, словно с трудом выдавливая из себя слова. — Я не хочу работать в этой бригаде, потому что считаю это безнравственным. Можно создавать специальные штабы и бригады для поимки опасного преступника, который, оставаясь на свободе, может совершить еще не одно тяжкое преступление. В такой постановке мне вопрос понятен. Но создавать такие штабы и бригады для того, чтобы раскрыть одно убийство, — это верх цинизма, это хамство и свинство, это плевок в душу всего населения, всех нас. И я не хочу, не могу и не буду участвовать в этом шабаше.

    — Ты что, Стасенька? Что-то я тебя не понял, — озадаченно произнес Гордеев, который от изумления уже успел забыть, как только что велел ей перестать валять дурака и грозился перейти от дружеских уговоров к административным приказаниям.

    — Вы посмотрите, что происходит. Убивают одного человека, да, известного, да, популярного и любимого многими, но это такое же убийство, как и почти все остальные, которые совершаются в нашей стране. Виктор Алексеевич, это только в жизни все люди разные, а в смерти они все равны. Потому что у каждого убитого есть близкие и друзья, которые будут его оплакивать, у которых в душе еще долго будет болеть рана от его утраты. Нет потерпевших более достойных и менее достойных, нет потерпевших, убийства которых нужно раскрыть обязательно, и потерпевших, преступления против которых можно не раскрывать. Нет этого, понимаете? Нет и быть не может. Сегодня наша замечательная страна уподобляется рабовладельческому Древнему Риму, когда убийство патриция считалось убийством, а убийство чужого раба — порчей чужого имущества. Чужого, заметьте себе, потому что убийство собственного раба даже не было предметом правового регулирования. Покойный тележурналист у нас получился патрицием, на раскрытие убийства которого страна бросает лучшие силы. Снимают начальника ГУВД Москвы и прокурора города. Ставят вопрос о доверии министру внутренних дел и Генеральному прокурору. А каково слышать об этом матерям, у которых неизвестные преступники убили детей, или женам и мужьям, потерявшим любимых супругов, или детям, оставшимся без родителей? Вам приходило в голову хоть один-единственный раз, каково им слышать все это? Для них тот человек, которого они потеряли, все равно был и остается
  • Tanikulahas quoted4 years ago
    Науке или здоровью. Науке или престарелым родителям. Тебя кругом давит моральный долг по отношению к кому-то или по отношению к самому себе. И ты делаешь свой выбор, наживая при этом седые волосы и оставляя рубцы на совести. Так вот, Геночка, когда ты стоишь в коридоре и ждешь результатов голосования, ты думаешь только об одном. Ты вспоминаешь все жертвы, которые принес на алтарь своей, прости меня, гребаной диссертации, и думаешь о том, не напрасны ли они были и стоила ли диссертация всех этих жертв. И ты понимаешь, что если сейчас члены Совета соберутся в зале и председатель счетной комиссии объявит, что черных шаров тебе кинули больше, чем нужно, то окажется, что все эти жертвы были напрасными. Ты вспомнишь женщину, может быть, самую лучшую в твоей жизни, от любви которой ты отказался. Ты вспомнишь, как тяжело болели твои родители, а тебя не было рядом с ними. Ты много чего вспомнишь. И, узнав, что тебя провалили на защите, ты поймешь, что жил неправильно, что поставил не на ту лошадку и в итоге все проиграл, принеся слишком много жертв.
  • Tanikulahas quoted4 years ago
    — Отлично! — потер руки Лысаков. — В таком случае у меня предложение. Пойдем сейчас ко мне, я тебе кое-что покажу из последних результатов, быстренько обсудим, заодно чайку выпьем, а на вторую защиту вернемся сюда. Идет?

    — Ты что, Гена? Ты в своем уме? Я же пришла Валерию моральную поддержку оказать. Как же я уйду и брошу его? Нет, я не могу. Смотри, кроме меня, здесь никого из нашей лаборатории нет, ему ведь обидно.

    — Как нет? А Бороздин?

    — Он не в счет. Он научный руководитель и член Совета. Представляешь, Харламов посмотрит в зал, а там пусто, и не улыбнется никто для придания бодрости. А самый страшный момент, когда члены Совета голосовать пойдут. Я хорошо помню этот ужас. Стоишь в коридоре один-одинешенек и думаешь, что вон за той дверью твоя судьба решается, там в комнате собрались ученые мужи, которым до тебя нет ровно никакого дела, которые тебя в упор не видят и знать не хотят. Им гораздо интереснее покурить, попить чаю, потрепаться друг с другом, позвонить по телефону. Ведь бюллетень заполнить и в ящик бросить — полминуты. А они полчаса возятся, потому что им обратно в зал идти неохота, разбредаются по всему Институту, заходят к приятелям, решают какие-то свои проблемы. И все это время ты стоишь в коридоре между залом и комнатой для голосования и умираешь. И никому ты не нужен. И диссертация твоя, бессонными ночами вымученная, тоже никому не нужна. Нельзя, чтобы в такую минуту рядом с Валерием никого не было. По себе помню, как это тяжело.

    — А ты одна была, что ли?

    — Одна. Такое пережила за эти полчаса — врагу не пожелаешь. Мне ведь тридцать шесть было, когда я защищалась, а это совсем другое дело, чем когда тебе двадцать шесть.

    — Да почему же, интересно?

    — Да потому, что чем ты старше, тем большим тебе приходится жертвовать, чтобы написать эту проклятую диссертацию. Когда ты пишешь ее в аспирантуре, начинаешь, как ты, в двадцать три года и заканчиваешь в двадцать шесть, ты ничего не потерял, даже если защитился неудачно или не защитился вообще. У тебя как было все впереди, так впереди и осталось. А когда ты занимаешься диссертацией не в аспирантуре, а без отрыва от основной работы, и пишешь ее не три года, а десять лет, и эти десять лет приходятся на возраст от тридцати до сорока или даже позже, тебе приходится слишком часто выбирать, чему отдавать предпочтение. Науке или семье. Науке или ребенку.
  • Tanikulahas quoted4 years ago
    — Я вижу, вам что-то не нравится, — заметил один из врачей, доктор Робинсон. — У вас такое странное выражение лица.

    — Видите ли, у нас в стране не принято объявлять больному диагноз, а тем более негативный прогноз. Наши врачи более… щадяще, что ли, относятся к пациентам. Человек должен надеяться, иначе…

    — Человек должен знать правду о себе и своей жизни, — жестким тоном перебил ее Робинсон, невысокий чернокожий с точеными чертами лица и гладкими густыми волосами. — Иначе он ввергнет себя и близких в пучину финансовой и правовой неразберихи. Прошу меня извинить за прямоту, мисс, но в вашей малоцивилизованной стране эти резоны пока непонятны. Когда у каждого из вас будет хоть какая-нибудь собственность и, соответственно, финансовые права и обязательства, наследники и правопреемники, когда у вас появится развитая система страхования, тогда вы нас поймете. Не раньше. Я могу еще чем-нибудь быть вам полезным?
  • Tanikulahas quoted4 years ago
    — Я поняла, спасибо. Ты не знаешь, Доценко сведения о вызовах «неотложки» собрал?

    — По-моему, еще собирает. Я его сегодня в конторе видел, он с какими-то километровыми списками ковырялся. Слушай, этот твой идальго у меня Люсю не уведет? Что-то он больно нежно на нее смотрит.

    — Ну и пусть смотрит, чего ты дергаешься. Посмотрит немножко и уедет в свою Испанщину, от тебя не убудет.

    — Он женат? — поинтересовался Юра.

    — Откуда я знаю? — пожала плечами Настя. — Мне и в голову не пришло спросить его об этом. Какая разница?

    — Интересно.

    — Юрка, не валяй дурака. Пусть женщина пофлиртует с красивым богатым мужчиной, это полезно.

    — Для чего полезно?

    — Для поддержания формы. Женщина должна иметь возможность побыть женщиной хотя бы полчаса в месяц. Ты даешь ей такую возможность?

    — Ну… Я… — растерялся Коротков. — Я стараюсь.

    — Ну и он старается. Не возникай.
  • Tanikulahas quoted4 years ago
    Он быстрым шагом вышел из лаборатории и мысленно похвалил себя за то, что выработал правило, согласно которому старался не общаться с коллегами в своем кабинете, а предпочитал навещать их на рабочих местах. Он хотел оставить за собой свободу маневра и возможность прервать разговор в любой момент и выйти из помещения. Беседуя с сослуживцами в своем кабинете, он эту свободу терял. Не выгонять же людей. И рот им не заткнешь, когда они начинают ныть и жаловаться или — еще хуже — сплетничать. Он этого терпеть не мог.
  • b7241527105has quoted4 years ago
    сидел в уголке и с интересом наблюдал
fb2epub
Drag & drop your files (not more than 5 at once)