Судные дни

Но Джед сохранял уверенность в себе и бесстрашие, свойственное профессионалам или психопатам. Он сделал первый шаг.

В комнатах побольше темнота была такой плотной, что создавала ощутимое давление, сжимая их со всех сторон. Ужас не давал дышать, пока они не раздвигали занавески или даже грубо не срывали их с карнизов, если те открывались не слишком быстро.

Макс срывал с окон занавески, но недостаточно быстро, чтобы солнце залило всю комнату. В поспешности, с которой он старался осветить столовую, было что-то унизительное.

Кайл смотрел вокруг, разинув рот. Сбоку здание походило на ацтекский храм, крыша вздымалась зиккуратом к площадке, огороженной перилами, на которых висели спасательные круги. Между иллюминаторами третьего этажа располагались полированные алюминиевые барельефы с изображениями изящных греческих женщин в длинных платьях и чем-то вроде шапочек для плавания. Входную дверь окружал металлический геометрический орнамент. Стальная, украшенная павлинами и инициалами Р. Ф., она, казалось, была предназначена исключительно для высоких стройных людей, которые питаются исключительно розовым шампанским и сигаретами в лакированных мундштуках. Кайл вытащил камеру. Джед осклабился, а Макс кивнул:

– Если хочешь.

Кайл сжал стакан здоровой рукой. Ему показалось, что вместе с виски он выпил свою собственную свободную волю.

Тонкие руки висели плетьми в рукавах сшитой на заказ рубашки, а в дрожащих пальцах он постоянно вертел упаковку болеутоляющих.

Из мира как будто исчезли все теплые цвета. На облезлых стенах больше не было красных и желтых оттенков, грязный ковер лишился бутылочно-зеленых пятен. В белом луче света, в котором плясали пылинки, стены и сам воздух стали серыми, с грязно-желтым оттенком.

Кайл чувствовал, как все мышцы в теле стали жесткими и хрупкими, словно костяной фарфор. Если он увидит что-нибудь ужасное, то просто разобьется в пыль. Когда Кайл спустился на ступеньку и посмотрел вниз, то чуть не плакал.

В голове что-то сдвинулось. Кайл стал думать незаконченными предложениями, несвязными образами. Разум словно сжался в кулак, а в груди поселилось стойкое ощущение тревоги. А потом мысли рассыпались, как крупинки соли.

Там бежали угольно-черные облака, среди которых иногда просвечивали бледные желтоватые пятна, как будто слабое больное солнце пыталось осветить землю. На горизонте пылал алый огонь.