Наджин. От войны к свободе в инвалидной коляске

Пока все это происходило, пока одни дрались с другими, простые сирийцы продолжали погибать. В каждой семье была своя трагедия, и каждый раз, когда звонил телефон, людей охватывал страх.

Я вот что хочу сказать: в этой истории нет никаких «хороших» сторон.

«Твоя родина – не отель, из которого можно выехать, если тебе не нравится обслуживание»

Что до меня, так я совсем не была уверена, что нахожусь в нужном месте.

Будь я где-то еще, я могла бы сделать что-то такое… Такое… Ну, например, изобрести что-нибудь нужное, как тот пятнадцатилетний американский мальчик, который изобрел способ диагностики рака поджелудочной железы после того, как от этой болезни умер его близкий друг. Я хотела быть полезной, ведь сознавать, что ты ничего не делаешь, ужасно. Но я, тем не менее, верю в то, что у каждого в этом мире есть свое предназначение. Должно быть, я еще просто не нашла своего.

Говорят, что историю пишут победители, но одно я не могу понять – почему мы постоянно превозносим злодеев? Что бы они ни совершили, руки у них могут быть по локоть в крови, а мы обсуждаем, какие они харизматичные, какие гениальные лидеры.

был разрушен целый квартал в Старом городе Дамаска. Сегодня это место называется Аль-Харика, что означает «Пожарище»

Мое любимое выражение – «смейся, пока дышишь, и люби, пока живешь». Я не понимаю, почему кто-то выбирает страдания, когда мир вокруг так прекрасен. Это один из моих принципов. Другой – это то, что я не верю, что кто-то может родиться злодеем, даже Асад. Проблема в том, что он вырос испорченным мальчиком, и этот испорченный мальчик затем унаследовал королевство своего отца.

Интересный факт, который я узнала не так давно, состоит в том, что в космосе невозможно плакать. Из-за нулевой силы притяжения слезы не будут падать, а будут собираться на глазах как водяной шарик, а потом расползаться по всему лицу, так что лучше не плакать.

Он всегда говорит «будущее есть у того, у кого есть история».

А вот этот факт вряд ли кому-то понравится. Известно ли вам, что один из 113 людей в мире сегодня – беженец, вынужденный покинуть свой дом? Многие бегут от войн, как та, что разорила нашу страну Сирию, от войн в Ираке, Афганистане и Ливии. Другие бегут от террористов, как в Пакистане и Сомали, третьи – от преследования режима, как в Иране и Египте. Еще бегут от диктатуры в Гамбии, принудительной воинской повинности в Эритрее, от голода и нищеты в странах Африки, которые я никогда не видела на карте. Я постоянно слышу, как репортеры говорят по ТВ, что поток беженцев из стран Ближнего Востока, Северной Африки и Центральной Азии в Европу – самый крупный со времен Второй мировой войны. В 2015 году в Европу бежали более 1,2 миллиона. Я – одна из них.

Я ненавижу слово «беженец» – refugee — больше, чем любое другое слово в английском языке. В немецком это слово такое же жесткое – Flüchtling. На самом деле оно означает второсортного гражданина с номером, нацарапанным на руке или же выбитом на браслете, и этот гражданин, как все надеются, куда-нибудь исчезнет. В 2015 году я стала цифрой статистики, стала номером. Как бы я ни любила факты, мы – не номера, мы – люди, и у каждого есть история.