Смертность человека – это не просто ущербность, это вина, эллинский вариант первородного греха, некая неосуществленная возможность. Это трагическая вина, но, в отличие от поэта-трагика, искупающего эту вину, а на самом деле закрепляющего ее художественным и потому мнимым очищением (катарсис), философ намерен реально устранить эту вину, восполнить этот изъян. Вот почему трагики не просто изгоняются вместе с другими художниками, искореняется сама трагедия как способ культивировать вину человека и тем самым увековечивать ее вместо того, чтобы постепенно, но навеки изгладить ее.