Хорошенькие не умирают

Если в мире происходит какая-то фигня, экстраверт думает, как исправить мир, интроверт — как исправить себя, а невротик — что он во всём виноват.

Потом, конечно, было немного стыдно – как влюбиться в дурака. Знаете? В процессе почти никакой разницы с обычным мужчиной, но при расставании многое проявляется, и бывает неловко за прошлую свою экзальтацию по столь недостойному поводу.

ещё: человек молод, пока способен изменить свою жизнь, если она не устраивает. Старость определяется не состоянием тела, кожи и волос, а наличием силы для перемен. Не нужно себе врать насчёт будущего, его нет, если уже сейчас вы способны только лежать в сторону счастья.

«когда все дома и спят», это такая радость тревожных женщин.

Бывает в самые лучшие дни: смотришь на человека, с которым счастлива, на его манеру оборачиваться, отвечать на звонок, приподниматься на локте в постели – на всё это множество обыденных жестов, чья неповторимость заметна только при очень большой близости; смотришь, и ясно, что твоя будущая тоска о нём будет создана из того же материала, что и нынешняя радость. Именно эта дурацкая гримаска однажды сожмёт сердце – когда расстанетесь, и ты вспомнишь о ней. Как будто наполняешь копилку монетками, точно зная, что когда-нибудь их раскалят на огне и высыплют тебе за шиворот.

Достаточно часто, если человек мелок и слаб, он выбирает зеркало во всю стену, чтобы придать себе больше значимости, – обычно оно с прямой трансляцией в Интернет.

Самое полное чувство покоя и правильности всего женщина испытывает, когда:
– в неё бережно входит большой мужчина;
– на её счёт падает крупная сумма денег;
– котик приходит перед сном потоптаться и осторожно укладывается на грудь.
И вот когда его тёплый любимый живот медленно опускается на твою диафрагму, это кроет, как бык овцу, все прочие ощущения.

Я понимаю, сколько самообмана и ужаса в моих нехитрых умозаключениях.
Смерть слишком иррациональна, чтобы можно было смотреть ей в глаза без паники. Нет специальных мест, куда она не заходит. Кто угодно может стать её орудием – не только маньяк, но и просто невнимательный шофёр, и любая из аннушек, ежедневно проливающих масло. Нет человека, который избавит тебя от страха перед ней, толпа родственников вокруг кровати не убережёт от смертного одиночества.
И невозможно быть достаточно хорошим, чтобы не умереть. Сколько ни совершай добрых дел, ни исповедуй правильных религий, ни мысли позитивно.
Невозможно быть достаточно разумным, чтобы не умереть. Как ни осторожничай, сколько ни придерживайся диет, как ни береги себя.
Невозможно быть достаточно ценным, чтобы не умереть. Ни красота, ни талант, ни воля не спасут.
Невозможно достаточно любить, чтобы кого-нибудь сохранить.

Можно только как-то договориться со своим ужасом и животной тоской. Что мы существуем в непересекающихся плоскостях: пока живы – смерти нет, а как придёт, то не будет нас. Что здесь и сейчас в нашей власти быть сколь угодно живыми, дышать, любить, есть шоколад. Что религия нам твёрдо обещает вечность.
И ещё можно наврать. Если не себе, то хотя бы самым близким.
В китайскую кафешку рядом с нашим домом въехала машина, водителю стало дурно за рулём, в результате убил двоих и сам погиб. Мне пишут эсэмэски – всё ли в порядке? Отвечаю: «Не люблю восточной кухни», «Под одеялом меня не достанут», «Всё хорошо, обещаю тебе, что в ближайшее время не умру».
Не бойся, я, может быть, не умру вообще, ведь хорошенькие не умирают.

Возможно, это следствие интровертности. У меня маленький ресурс внимания и душевных сил, я не могу фонтанировать просто так, мне нравится чувство свободы от других людей. Слишком часто вижу тех, кто удушен поводками, зависимостями и прочей незавершёнкой. Мне не нужно чувствовать столько тепла, не говоря об отрицательных эмоциях. И я рискую обделить актуальные отношения, как если бы одновременно читала книгу, смотрела фильм и говорила по телефону. И, скромно выражаясь, я владею технологиями сепарации, которые честно со мной срабатывают. Поделиться ими невозможно, сразу говорю, каждая психика формирует свой навык.

«Любовь моя, цвет зелёный»
Любовь моя, ярко-жёлтый, цвета лимонов, синиц, мёда и осенних листьев.
Любовь моя, фиолетовый, цвета молний в бархатную ночь.
Любовь моя, серый и розовый, цвета пыли, иерусалимского камня и пустынных закатов.
Любовь моя, жгучий красный, горячий даже сквозь веки, не изменившийся и за десять лет.
Любовь моя, полосатый, пахнущий мягкой игрушкой и молоком.
Не каждому хватит жизни, чтобы собрать хотя бы радугу, и что тут можно сказать, кроме банальностей: не трать время на тех, кто не даёт чистого цвета; сохраняй тех, кто даёт; и жил напрасно, если не был никому ни синим, ни серебряным, ни золотым.