душитель» хочет реализовать одну фантазию, а «потрошитель» — совсем иную. Поэтому впоследствии Винничевский и его товарищ действовали раздельно, хотя оба не забывали делиться рассказами о своих «подвигах». Это подстегивало фантазии обоих и лишь усиливало ощущение собственной исключительности.
Почему Винничевский, пойманный с поличным, стал признаваться в преступлениях, которых не совершал? Для чего он взял на себя убийства, совершенные его сексуальным партнёром? Вопросы эти только на первый взгляд кажутся головоломными, тот, кто внимательно прочел книгу, согласится, что в основе поведения Винничевского после ареста лежала железная, прямо-таки несокрушимая логика. Он знал, что за убийство ребенка — одного, двух, пятерых, деся