Кинематограф (сборник)

И вдобавок – новый укол булавки: ты сейчас прозеваешь свой шанс, ибо красота простирается по правую руку от тебя, и по левую, и за спиной тоже, и прямо на глазах ускользает; в лучшем случае тебе удастся подставить наперсток под ливень, способный наполнить целые ванны и озера.

По-видимому, это доказывает: если вы сможете выпустить человека из машины на волю, семя упадет не на самую каменистую почву. Есть вероятность, что семя прорастет.

Только обращая взгляд в прошлое и удаляя из него элемент неопределенности, мы можем наслаждаться полной безмятежностью.

Букинистические книги – книги дикие, бездомные, они сбились в огромные разномастные стаи и обрели очарование, которого недостает одомашненным томам нашей библиотеки.

Цельность – результат давления обстоятельств; для удобства окружающих человек вынужден быть единым существом.

Выходя из дома в погожий вечер между четырьмя и шестью часами, мы сбрасываем то «я», по которому нас опознают друзья, и становимся частицей огромной республиканской армии анонимных пешеходов, чье общество столь отрадно после уединения в «своей комнате»[12].

Понимаете, у кинематографа странная судьба: все другие искусства родились нагими, а он, младший в роду, – полностью одетым.

Не знаю уж, почему, но портрет, написанный с мысли, всегда красивее, понятнее, доходчивее, чем сама мысль.

Мысль наделена быстротой и низостью, прямотой копья и расплывчатостью клубов дыма. Но также, особенно когда эмоции вскипают, у мысли есть способность рисовать картины и потребность переложить свое бремя на другого носильщика; устроить, чтобы ее, ни на шаг не отставая, сопровождала картинка.

Все знаменитые романы всего мира, их общеизвестные персонажи, их знаменитые сцены, кажется, прямо просятся на экран.