Буддист

Я знаю, как он планирует день в зависимости от расположения планет. Но я не знала, что он женат, пока не прочитала об этом в статье на сайте New York Times.

Айлин рассказала о духовных практиках, которыми занялась в последнее время, и заметила, что стоит ей их забросить, как она начинает верить тому, что у нее на уме. На прошлой неделе я размышляла об этой премудрости — не верить каждой возникшей в голове мысли. Я спросила ее, как она справляется с вторжением личного в рабочее пространство — то есть в психологическое состояние потока, необходимое для письма, — и она отреагировала так, будто не поняла вопроса. Похоже, Айлин ничему не позволяет туда проникнуть. Она по-прежнему мой кумир.

как теперь смотреть на духовность, когда побывала в руках настолько травмированного учителя, профессионального буддиста?

это был один из тех ценных моментов, когда думаешь, жизнь бьет ключом, но как-то неловко в этом признаваться

от упоминания покоя, счастья, бескорыстия и любого другого «позитивного» свойства как горшочка с золотом в конце духовного/терапевтического пути меня тянет блевать

Писательство – тяжелая работа, я не понимаю, как можно писать с позиции слабости. Иногда я могу начать с этого, но акт присвоения слов ставит меня в позицию силы.

Когда Буддист меня бесил, я выкладывала кусочки его писем в фейсбук.

В конце концов он признался, что гетеро, и моя небольшая аудитория коллег-писателей жадно смаковала эту деталь. Позже я объявила им, что у Буддиста есть партнерша – они с жадностью обсасывали и это. Затем я сообщила им, что вычитала в New York Times, что он женат! Это тоже пришлось им по вкусу. Затем он сообщил мне, что на самом деле они не женаты, он просто соврал, когда оформлял страховку. Эксклюзив! На самом деле ни один из его секретов не вызывал любопытства; это всё были банальности. Типичная изворотливость женатого изменщика. Буддизм придавал всему этому ауру таинственности, поскольку большая часть нашего онлайн-романа происходила во время его ретритов.

нашем экспериментально-писательском пузыре

Жестокость и высокомерие франзеновского восприятия женщины – рецензент подчеркивает, что Кац как персонаж наиболее близок самому Франзену, – поразительны. Женщины средних лет – такая легкая добыча, они должны ходить, потупив очи долу и свесив головы от стыда за собственную никчемность.