Шутовской колпак

«Дети — это орден для них», — подумал я.
Орден, чтобы все видели. Его можно повесить на грудь, гордиться. Показывать. А такими, как Сэм — не похвалишься. Никто не поймет. И тогда лучше, чтобы таких детей и вовсе не было.

Впервые мне захотелось выдрать из себя Шута, оторвать приросший намертво к голове шутовской колпак — пусть вместе с волосами, пусть совсем отодрать — выпрямиться и дать сдачи.

И когда ты шут — по-настоящему шут, а не как я, кривляка, — ты сильнее любого короля.

Я кивнул. И правда, достали некоторые взрослые. «У тебя есть подружка?»
Как будто бы небо упадет на голову, если — нет. Как будто у меня могут вырасти ослиные уши, если — нет.

Если бы людей можно было положить в сумку, я бы упрятал туда Сэма — чтобы он не уехал. Чтобы он всегда был рядом. Перед спектаклем я, как бездомный пес, слоняюсь около его гримерки.

Сэмом или Лёликом можно просто молчать — и будет хорошо. А если молчать, идя по улице от метро, рядом с дедом, кажется, что ты делаешь что-то неприличное. Надо обязательно что-то говорить — то, что ему хочется услышать. А что ему хочется услышать, ты понятия не имеешь, потому что говоришь с ним слишком редко. И поэтому несешь какую-то

Просто родители-актеры — это как родинка на самом видном и неподходящем месте: и ничего не поделаешь, и всем заметно, и красиво вроде, чтоб жаловаться-то.

— Слушай, — сказала вдруг Сашок, — если взрослые узнают вдруг, что ты голубой — как Сэм. Или если ты вообще оказался не такой, как им хотелось, — они сразу становятся не в себе, будто ты изменился. Но ты-то такой же!
«Дети — это орден для них», — подумал я.
Орден, чтобы все видели. Его можно повесить на грудь, гордиться. Показывать. А такими, как Сэм — не похвалишься. Никто не поймет. И тогда лучше, чтобы таких детей и вовсе не было. Мало кто может гордиться тобой просто так — оттого, что ты хороший человек.

Сашок словно бы и гордится, что у нее нет ни косичек, ни глупых кукол-принцесс.
«Спасибо большое маме-папе, что принесли меня из роддома в зеленом одеяле!» — любит говорить Сашок, подчеркивая, что все эти глупости с розовым-голубым — не про нее.

Пахло горьким дымом — кто-то невидимый жег в длинных аллеях опавшие листья.