Любовь к истории

Я вдруг понял, как устроено время. Оно напоминает изоляционную ленту, только она не разматывается с катушки, а наоборот наматывается на нее. Ложится всё новыми и новыми липкими, плотными слоями. Кажется, что их уже не раздерешь, обратно не отмотаешь. Но иногда бывает, что острое переживание прокалывает пленку, как иголка, и на миг вдруг оказываешься на одном из предыдущих витков.

Модным и изысканным считалось иметь на лице выражение скорбного изумления перед несовершенством мира и непостоянством кавалеров, поэтому брови у красавиц выбривались, а вместо них высоко на лбу сажей прорисовывались две косые черты.

В девяностые годы я был на одном семинаре, где слушателям рассказали — не знаю, правду или байку — о некоем компьютерном исследовании (тогда такие штуки были в большой моде). Что будет, если взять очень богатую скандинавскую страну и одну очень бедную страну, находящуюся на одном солнечном континенте, отобрать у первой всё имущество, производственные мощности, капиталы и передать Бедной Стране. Расчеты показали, что через одно поколение Скандинавская страна восстановит свое положение, а Бедная Страна дармовое богатство полностью утратит, потому что местные элиты разворуют самые лакомые куски, а население проест и прогуляет доставшиеся ему крохи. Я помню, какие конкретно страны были названы как объекты модельного исследования, но не буду их называть, да это в сущности и неважно. Важно то, что существует такая неполиткорректная штука как качество населения. Имеется в виду качество не отдельных людей, а общества в целом: способность к самоорганизации и самодисциплине, законопослушность, трудовая и бытовая этика. В Бедной Стране, может быть, талантливых и добрых людей было больше, чем в Скандинавской Стране, однако в целом — как общество население этой страны в своем тогдашнем состоянии оценивалось экспертами крайне низко.
Так вот японское общество по «шкале качества» занимает одну из первых строчек в мире. Даже если там будет еще десять землетрясений, японцы стиснут зубы, засучат рукава и через какое-то время станут жить еще лучше, чем прежде. Никаких сомнений: в графе «качество» у японцев твердая «пятерка». Из-за этого там не было мародерства после страшного землетрясения и чиновники не использовали миллиардные дотации для откатов и распилов.
Мы же в России по нашему коллективному «качеству» пока что «троечники», и положение у нас в стране поэтому тоже троечное, несмотря на все нефтедоллары. Давайте работать над собой, а не Японию оплакивать.

Я считаю, что вороватость и незаконопослушность — это защитная реакция русского человека на недружественность государства. Государство у нас никогда не было «своим», а всегда воспринималось как враждебная сила, которую нужно опасаться, а при случае не грех подоить и объегорить. Такой уж исторический опыт. Изменится государство — изменится и отношение людей к нему.

И как только ты правильно прочел свою инструкцию по эксплуатации, всё начинает происходить само собой. Однажды шел я по улице и грустно думал: ну почему издатели у нас печатают книжки только про киллеров да оперов, от которых меня тошнит, а заявок на исторические детективы, которые я так люблю, даже к рассмотрению не принимают? И был мне Голос. Он сказал: «Зануда, перестань причитать, надоел. Любишь — сядь и напиши».

То есть вопрос, собственно, звучит так

Придумывая Эраста Фандорина, я хотел нарисовать именно образ «благородного мужа».

Аристократизм часто путают с интеллигентностью, хотя качества эти во многом противоположны. Настоящий аристократизм — не учтивость и безупречные манеры, а повышенная выживаемость, умение не пропасть в любой ситуации, приспособиться к ней и вопреки всему снова вскарабкаться наверх. Это как бойцовские качества у бультерьера, закрепленные генетикой. Там где интеллигент сгинет (причем одним из первых), аристократ выживет.

известно, что употребление спиртных напитков благотворно сказывается на градусе патриотических эмоций.

Святые от Дьявола — это подвижники Идеи, которая больше человека. Вот признак, по которому безошибочно определяется черный цвет нимба.
У святого со стороны Добра никакая, даже самая распрекрасная идея не может быть больше человека. И никогда святой от Добра не пожертвует ради Идеи жизнью другого — только своей собственной.