Деградация международного правового порядка? Реабилитация права и возможность политики

посвятить лучшее в себе существенному

к «постполитической» игре переговоров о частных интересах

Жижек приводит слова о «диалектическом обращении» Жака Рансьера:

«Когда они бесполезны, с ними поступает так же, как благотворители поступают со своей старой одеждой. Их раздают бедным. Те права, которые кажутся ненужными здесь, отправляют за рубеж, вместе с лекарствами и одеждой, людям, лишенным лекарств, одежды и прав». Тем не менее они не стано‍

Во-первых, что такие обращения действуют в противовес режимам фундаментализма, которые натурализировали бы или эссенциализировали бы контингентные, исторически обусловленные свойства. Во-вторых, что два наиболее важных права — это свобода выбора и право посвятить жизнь погоне за удовольствиями (а не пожертвовать ею ради некой высшей идеологической причины). И, в-третьих, что обращение к правам человека может служить основанием для защиты от «превышения власти» [569].

Это действительно весьма точное описание общего направления развития дискурса прав человека, которое Жижек верно находит в работе Майкла Игнатьеффа: «деполитизированная гуманитарная политика „прав человека“ как идеология военного интервенционизма, служащая конкретным экономико-политическим целям» [570]. Права человека в таком изложении представляют собой не более чем морализаторское само­оправдание отстраненного индивидуализма или часто связанного с ним политического бездействия перед лицом вопиющего беззакония и несправедливости.

Философия же подобна чердаку, где в трудные времена делают запасы, подбирают инструменты и точат ножи [561].

Поэтому, подводя итог, я утверждаю, что диалектика, с ее методом имманентной критики, противоположна выведенному из философии Канта мышлению тождества, которое так беспощадно разоблачает Адорно [494]. Диалектика обеспечивает мост от критики к вхождению в реальный мир.

эмерджентную причиняющую силу.

«Концепция прав человека была ответом на проблему, с которой когда-то столкнулись европейцы, — когда им пришлось преодолевать политические последствия конфессиональной фрагментации, — а теперь с ней сталкиваются и другие культуры»

ощущения динамизма исторического производства конституционных форм

Хабермас в «Фактичности и значимости» намного более консервативен, чем Гегель. Будучи впечатляюще монументальной по своей архитектуре и произведенному синтезу, эта работа в действительности сводится к неокантианской трансцендентальной дедукции условий необходимости современного германского конституционного государства.