Философский словарь разума, материи, морали

Чтобы жить хорошей жизнью в самом полном смысле, человек должен иметь хорошее образование, друзей, любовь, детей (если он их хочет), достаточный доход, чтобы защитить себя от нужды и тяжелых забот, хорошее здоровье и нескучную работу. Все эти вещи в различной степени зависят от социального окружения, и им благоприятствуют или мешают политические события.
Хорошая жизнь должна быть прожита в хорошем обществе, иначе она не вполне возможна. Хорошая жизнь – это жизнь, вдохновляемая любовью и руководимая знанием.

Человечество в такой степени стало одной семьей, что мы не можем обеспечить наше собственное процветание, не обеспечив процветание каждого другого. Если вы хотите сами быть счастливыми, вы должны заняться заботой о счастье других. Может ли наука развиваться дальше, и, развиваясь, может ли она приносить больше блага, чем вреда, зависит от способности человечества усвоить этот простой урок. [альтруизма – АБ]. Вероятно, всем следует постичь этот урок, но в первую очередь – тем, кто наделен большой властью. Некоторым из них еще предстоит долгий путь.

Я хочу предостеречь от опасности сторонников экономического восстановления: рассматривая человека как средство производства товаров, вместо того, чтобы считать товары необходимым фактором освобождения нематериальной стороны человеческой жизни, они перенимают ошибки своих оппонентов. Подлинная жизнь человека не состоит в деле наполнения желудка и одевания тела, но в искусстве, мышлении и любви, в творчестве и в созерцании прекрасного, и в научном постижении мира. Чтобы мир был возрожден, каждый должен получить возможность участвовать во всех этих делах, а не только в потреблении материальных благ.

Счастлив тот, кто живет непредубежденно, кто имеет свободные чувства и широкий спектр интересов, кто обеспечивает свое счастье благодаря этим интересам и чувствам и благодаря тому, что они, в свою очередь, делают его объектом интересов и чувств многих других людей.
На самом деле вся противоположность себя и остального мира, которая предполагается в теории самоотречения, исчезает, как только у нас появляется какая-либо искренняя заинтересованность в людях или вещах вне нас.
Благодаря такой заинтересованности человек начинает ощущать себя частью течения жизни, а не отдельной непроницаемой сущностью, которая, как биллиардный шар, не может иметь никаких отношений с другими, кроме столкновений.

Условиями счастливой жизни мне кажутся: во-первых, здоровье и достаточный уровень экономической обеспеченности; во-вторых, работа, которая приносит удовлетворение – тем, что ощущается как стоящая, и тем, что использует способности человека, не требуя невозможного; в-третьих, приносящие удовлетворение личные отношения, особенно счастливая семейная жизнь; в-четвертых, широта интересов, которая позволяет испытывать радость от многих вещей.

Человек, который наслаждается хорошим обедом или высекает из мрамора статую, видит в материи не враждебную стихию, а возможности. Напротив, аскет (будь он последователен, он был бы манихеем) отрицает все материальные удовольствия и видит их причину в материальной части своего "я", к освобождению от которой он стремится. Это отрицание относится не только к удовольствиям, которые обычно называют чувственными, но и ко всему миру искусства, ибо искусство связано с чувством. Такая мораль – плод безысходности; она возникает только после того, как утрачена природная радость бытия.

Любовь не может существовать как обязанность: говорить ребенку, что он должен любить своих родителей, своих братьев и сестер, в лучшем случае совершенно бесполезно. Родители, желающие быть любимыми, должны вести себя так, чтобы вызывать любовь; и они должны стараться дать своим детям такие физические и духовные качества, которые вызывают добрые чувства.

Любовь – это слово, охватывающее разнообразные чувства; я употребляю его преднамеренно, поскольку хочу охватить их все. Любовь как эмоция – я говорю именно о ней, ибо любовь «из принципа» не кажется мне подлинной – находится между двумя полюсами: с одной стороны, чистое очарование созерцания, а с другой – чистая доброжелательность.
Моя позиция, однако, в действительности состоит не во враждебности к моральным нормам; она, в сущности, выражена святым Павлом в отрывке о милосердии. Я не всегда нахожу себя в согласии с этим апостолом, но в этом вопросе я чувствую совершенно то же, что и он – а именно, что никакое повиновение моральным нормам не может заменить любви, и что там, где есть подлинная любовь, она сможет, при помощи разума, создать такие моральные нормы, какие необходимы.

В самом деле, ни один человек, думающий правдиво, не может считать, что всегда плохо говорить неправду. Те, кто считает, что ложь – это всегда плохо, вынуждены дополнять эту точку зрения немалой казуистикой и частой практикой запутывающих двусмысленностей, благодаря которым они обманывают, не признаваясь себе во лжи.

Деятельность может обеспечить только одну половину мудрости; другая половина зависит от воспринимающей бездеятельности. В конечном счете, спор между теми, кто основывает логику на «истине» и теми, кто основывает ее на «исследовании», происходит из различия в ценностях и на определенном этапе становится бессмысленным.
В логике будет пустой тратой времени рассматривать выводы относительно частных случаев; мы имеем дело всегда с совершенно общими и чисто формальными импликациями, оставляя для других наук исследование того, в каких случаях предположения подтверждаются, а в каких нет.
Хотя мы больше не можем довольствоваться определением логических высказываний как вытекающих из закона противоречия, мы можем и должны все же признать, что они образуют класс высказываний, полностью отличный от тех, к знанию которых мы приходим эмпирически. Все они обладают свойством, которое чуть выше мы договорились называть «тавтологией». Это, в сочетании с тем фактом, что они могут быть выражены исключительно в терминах переменных и логических констант (где логическая константа – это то, что остается постоянным в высказывании, даже когда все его составляющие изменяются), даст определение логики или чистой математики.