Анжелика и дьяволица

и столь важное. Я иногда думаю: не бываем ли мы, женщины, невнимательны к ним, отказывая им в праве на свой, особый склад ума. И если они не всегда понимают нас, то и мы.., всегда ли мы делаем усилие, чтобы понять их такими, какими их вылепили столетия; ведь на них лежит ответственность за все в этом мире, а это тяжкий груз, даже если они и завладели им по своей собственной воле?

Я учусь любить мужчину. Это странное испытание. Мужчина — это что-то неведомое, столь отличное от нас и столь важное. Я иногда думаю: не бываем ли мы, женщины, невнимательны к ним, отказывая им в праве на свой, особый склад ума. И если они не всегда понимают нас, то и мы.., всегда ли мы делаем усилие, чтобы понять их такими, какими их вылепили столетия; ведь на них лежит ответственность за все в этом мире, а это тяжкий груз, даже если они и завладели им по своей собственной воле?

Эти дети и подростки действовали решительно, как люди, которые сами заботятся о Своем существовании и живут далеко от непонятно-сложного общества, запутавшегося в соблюдении приличий и правил вежливости столь же мелочных, сколь и пустых.

Эти дети и подростки действовали решительно, как люди, которые сами заботятся о Своем существовании и живут далеко от непонятно-сложного общества, запутавшегося в соблюдении приличий и правил вежливости столь же мелочных, сколь и пустых.

Перед началом новой упои­тельной любви мы по-прежнему опасаемся быть обманутыми. Еще не исцелившись от старых ран, мы вопрошали: докажет ли нам жизнь потрясшими нас порывами, упреками и сожалениями, что мы поистине предназначены друг другу судьбой?

Женские чары складываются из тысячи разных граней: из многозначительного молчания, детской непосредственности, отчаянного веселья, простодушия и коварства... ну, из чего еще... из изящества, красоты... И все для того, чтобы мужчина очертя голову ринулся в разверзшуюся под ногами про­пасть.

Порой контраст между зрелостью личности герцогини и неожиданной для столь мудрой женщины детской наивностью вызывал у Анжелики крайнее раздражение. Подобные противоречия натуры приводили в замешательство собеседника, но были не лишены очарования для поклонников, довольствовавшихся внешней привлекательностью герцогини.

Скорей от любви, которая еще не достигла своей вершины, а влюбленный уже видит, как предмет его страсти ускользает прежде, чем он добрался до невыразимой точки встречи с любовью: уверенности. Взаимной уверенности. Мы трепещем, а боль настороже, она готова возникнуть вместе с сомнением, страхом, что все закончится прежде... прежде, чем мы обретем друг друга в этой неизъяснимой встрече, которая дарует нам радость, силу, незыблемость.

Странное дело любовь, — продолжал он, словно говоря с самим собой, — какое-то диковинное растение. В молодости кажется, будто срываешь его в пору цветения и что в дальнейшем­ ему суждено лишь увядание. Тогда как это всего-навсего первин­ки плода более сочного, который даруется лишь постоянством, пылкостью, взаимным узнаванием. Сколько раз в эти последние дни я вспоминал, как вы приехали в Тулузу, такая прекрасная, гордая, незнакомая, одновременно ребячливая и мудрая. Тогда, наверное, я не желал признать, что ваша яркая необычность завораживает меня куда больше вашей красоты. Как знать, что нас прельщает при первом обмене взглядами, которому предстоит связать двоих? Зачастую, сами того не ведая, мы таим скрытые сокровища, сдерживаемые силы, которые лишь будущее про­явит...

Как же глуп человек! Счастье пугает его больше, чем боль и предстоящее сражение. Опасается ли он, что радость — это ловушка более смертоносная, чем бедствия?.. Не знаю! Во всяком случае, я не стал исключением. Чтобы достичь этого желанного мига, я припомнил все свои подозрения, все горести, все опасения, тревоги, разочарования, сомнения...