Московская сага. Тюрьма и мир

Даже и загнанная еще Ждановым Ахматова, и полностью замолчавший и укрывшийся в переделкинских кустах Пастернак занимались этим делом.

Патриотизм — это не партия, даже не коммунизм, просто русское чувство, ощущение традиции, градовизм... Что-то такое росло в душе, когда убегал из дома, боялся не успеть на войну, глупец

каждого зрелого тела все должно быть хорошо внутри, однако извне у него обязательно должен быть сильный враг. Этот враг был и у нас, да не какая-нибудь Югославия, а самый гнусный, самый коварный, ну и, конечно, самый обреченный — Америка!

Читатели первых двух томов нашей саги, разумеется, заметили, что Цецилия Розенблюм принадлежала к сравнительно небольшому числу людей, что не замечают деталей, живя в мире только основных идей.

Мы все ходили под богом.
У бога под самым боком...
Однажды я шел Арбатом,
Бог ехал в пяти машинах...
Борис Слуцкий

Точери тучери, вечери очери.

Четками чуткими

Пали зари.

Иверни выверни,

Умный игрень!

верни выверни,

Умный игрень!

Кучери тучери,

Мучери ночери,

О чем ты спрашиваешь, человек, своим взглядом? Нет у меня никаких ответов, человече.

чему еще мы можем прийти в результате всего этого нашего дарвинизма?

К чему еще мы можем прийти в результате всего этого нашего дарвинизма?