Моя жизнь с Набоковым

Хотя, с другой стороны, много есть разных фраз. “На ловца и зверь бежит” — тоже ведь неплохо сказано. И может быть, чаще всего на ловца выбегает тот зверь, какого он заслуживает.

Она присылала мне через Сашу замечания, я на них отвечал, иногда соглашаясь, иногда отбиваясь и даже язвя. Она язвила в ответ. Замечательный человек.

на присылала мне через Сашу замечания, я на них отвечал, иногда соглашаясь, иногда отбиваясь и даже язвя. Она язвила в ответ. Замечательный человек.

На следующее утро я проснулся не знаменитым. Утр этих было еще много и, хочется верить, еще будет не меньше.

И вот, в самый разгар описанного выше кризиса я прочитал в “Юности” его же, Фазиля Абдуловича, эссе о Пушкине. Помнится, одной из важных для него черт пушкинского характера Искандер называл открытость чужому дарованию.

Подвига” я в то время “не любил”, то есть ничего в нем не понял. Сейчас-то это мой любимый роман. Есть у меня личное определение: “формообразующая книга”. То есть такая, дочитав которую смутно ощущаешь, что ты уж не тот. “Уже не девушкой ушла из этого угла”, как пела переведенная Пастернаком Офелия. “Подвиг” — из них, хотя действие его сказалось на мне в “дальнем поле”, если прибегнуть к терминологии прежней моей профессии.)

Пнин” произвел на меня впечатление сокрушительное. Это был новый Набоков — теплый, нежный, влюбленный в своего героя. С большинством прочих он, как мне тогда представлялось, обходился довольно безжалостно.

Переводчик не творец, он интерпретатор. Занятие его схоже с вышиванием по канве, отчего и не дает ему никто ни Букеров, ни Антибукеров, и правильно делает — при том, что иной переводчик приносит отечественной словесности пользу большую, чем принесла половина лауреатов Ленинской премии. Задача, решаемая переводчиком, состоит, как я себе понимаю, в том, чтобы по возможности точно (следуя собственному чувству, тем паче, что других в его распоряжении не имеется) передать ощущения, пробужденные в нем переводимой книгой при первом с нею знакомстве. И для достижения этой цели он вправе позволить себе почти все — кроме заведомой отсебятины. Ощущение, разумеется, вещь переменчивая, плывучая, особенно полагаться на него не стоит. И однако ж, если ты, перечитывая итоговый текст, начинаешь вдруг припоминать, как оно все у вас было в первый раз, значит, ты все же попал — если не в сам

Картина, стало быть, получилась такая.

Все это время я, так или этак, а писал диссертацию — занятие, быстро мне надоевшее.