Каждый вдох и выдох равен Моне Лизе

Когда она вышла, студия опустела чуть сильнее, чем полностью

Вот то острое чувство, будто ты провел детство в другом мире, который уже невозможно не то что пересказать – вообразить? А потом кажется, что и юность ты провел в каком-то ином измерении,

Смена распятого бога закончилась. На дежурство заступил новый религиозный мотив – ребенок, который балуется с кубиками реальности, разрушая ее, чтобы созидать. Возможно… А может, просто балуется. Только это, конечно, случилось не «вдруг». Апокалипсис всегда происходит на изнанке мира, потому-то его никто и не замечает, пока не становится слишком поздно. Но и тогда о нем никто не знает, так как исчезает сам прежний мир, подмена происходит почти бесшовно.

Апокалипсис нашего мира идет прямо сейчас, незаметно, на изнанке вещей

Старые миры не остаются, только их скорлупы разбросаны в искусстве. Бесконе-е-ечная вереница изображений из потерянных, отвергнутых миров простирается в прошлое на века, как нерасшифрованные сны человечества.

Искусство – это зеркало, но не реальности, а невидимого мира, который эту самую реальность кроит и перекраивает. И в этом зазеркалье происходило похожее движение от грандиозного к нелепому

не умер от скуки и трупного яда мертвого, погасшего начала. Установив связь, они впускают в мир новые идеи и задают ему другие смыслы. Греки впустили красоту. Средневековье – страдание. Ренессанс – магию. Просвещение – прогресс. А совриск – абсурд.

Реальность эластична, а в ее сердце бьется тайна. Миссионеры это знают, а художники лишь чувствуют, а потому нащупывают источник мира вслепую. И всякий раз, как он меняется, художники чуют это первыми, как пиявки в банке на корабле, взбесившиеся от надвигающегося шторма. И настраивают мир на новый источник, чтобы он не затерялся, не обесточился или

Все это впечатляло так же, будто я продолжала ходить по музеям. Очевидно, пребывание там незаметно сонастроило душу правильному восприятию жизни как чуда, исполненного потаенного смысла, и выйдя на улицу, я продолжала испытывать все то же изумление от абсолютной несусветности самой этой жизни и каждого ее проявления

Он в пылинке, подсвеченной витражным лучом. Он в каждом месте, но, чтобы человек его увидел, нужно было из пустоты, камня, разноцветного стекла и гения соорудить такое пространство.