События марта 1968 года продемонстрировали тебе масштабы польского антисемитизма?
И да и нет. Да, потому что был разыгран омерзительный спектакль, который, однако, толпы соотечественников восприняли с радостью. Нет, потому что происходившее я связывал не с Польшей, а с некой насквозь фальсифицированной реальностью, срежиссированной коммунистической администрацией. Я считал, что действия госбезопасности — это злоупотребление властью. Мне казалось, что этот антисемитизм, переодетый в рубище антисионизма, есть прежде всего свидетельство презрения власти к обществу: мочаровцы полагают, что поляки — антисемиты, и поэтому пытаются при помощи такой пропаганды завоевать популярность. А презрение, как известно, лежит в основе авторитаризма. В конце концов, партия управляла согласно принципу «хоть в задницу нас поцелуйте, мы все равно будем делать все, что пожелаем».
И я, как мне сегодня кажется, не обратил внимания на тот факт, что антисемитская пропаганда может иметь вполне реального адресата и оказывать глубокое влияние на общество. Антисемитизм в публичном пространстве казался мне минутным ка-призом власти. Ведь ни в среде родителей, ни в моей антисемитов не было!