Шаши Мартынова

С каждым годом он переезжает всё чаще и чаще. Василий уже запомнил, что сначала всегда бывает грустно, однако довольно скоро забываешь грустить. Василий читал, что реактивные самолёты преодолевают звуковой барьер и дальше летят, обгоняя собственный звук. Когда переезжаешь, нужно преодолеть грустяной барьер и лететь дальше, обгоняя собственную грусть.

С каждым годом он переезжает всё чаще и чаще. Василий уже запомнил, что сначала всегда бывает грустно, однако довольно скоро забываешь грустить. Василий читал, что реактивные самолёты преодолевают звуковой барьер и дальше летят, обгоняя собственный звук. Когда переезжаешь, нужно преодолеть грустяной барьер и лететь дальше, обгоняя собственную грусть.

Если культура – это дом, говорил он, то язык – ключ и к входной двери, и ко всем комнатам внутри. Без языка, говорил, заплутаешь, останешься бездомной, без полноценной самоидентичности.

Совершенно точно не все люди, живущие без всякой компании, одиноки; вместе с тем можно переживать острое одиночество, находясь в отношениях или общаясь с друзьями.

одиночество — совсем не обязательно физическое уединение: это отсутствие или скудость связи, сплоченности, родства, невозможность по тем или иным причинам обрести всю необходимую близость.

Я очень хотела не быть там, где находилась. По правде сказать, беда состояла вот в чем: пространство, в котором я пребывала, не находилось нигде. Жизнь казалась мне пустой и ненастоящей, до позорного истончившейся, — так стыдятся носить запятнанную или ветхую одежду. Я ощущала себя так, будто мне угрожает исчезновение, хотя в то же время все мои чувства были такими оголенными и чрезмерными, что я частенько жалела, что не могу полностью расстаться с собой, хотя бы на несколько месяцев, пока не поутихнет внутри. Если б я могла облечь в слова то, что чувствовала, получился бы младенческий крик: «Я не хочу быть одна. Я хочу быть кому-нибудь нужной. Мне одиноко. Мне страшно. Мне надо, чтобы меня любили, прикасались ко мне, обнимали»

Когда занялся недвижимостью, я подумывал ремонтировать старые здания, а не сносить их, но смысла никакого. Нигерийцы не покупают дома, потому что они старые. Отремонтированные двухсотлетней давности амбары, ну ты знаешь, какие нравятся европейцам. Тут это вообще не срабатывает. Но оно и понятно: мы же из третьего мира, а третьемирцы, они смотрят вперед, нам нравится, когда все новенькое, потому что все лучшее у нас еще впереди, тогда как на Западе все лучшее уже в прошлом, вот им и приходится делать из него фетиш.

Однако прямого озарения у нее не случилось, причины не было, просто оседала слой за слоем неудовлетворенность, из нее сложился груз, он-то и двигал Ифемелу. Этого она Блейну не сказала: ему было бы обидно узнать, что все это началось у нее не вчера, что их отношения — все равно что радоваться своему дому, но вечно сидеть у окна и смотреть наружу.

То, чем я занимался в ту пору, делает, думаю, любой мальчик, у которого умирает мать, – я торговался с Богом.

На самóм Василии клеёнчатое пончо с капюшоном и резиновые сапоги, он может стоять под дождём хоть всю жизнь — ещё полчаса по крайней мере.