Элен Гома

Ненавижу свой внутренний голос. Когда он у меня появился вообще?

Это ведь никогда не поздно, включать голову? Хотя, мой поезд с мозгами давно ушел. Я пожимаю плечами, и мысленно машу рукой на прощание уносящемуся от меня последнему вагону.

Если «влюблен» — это чувствовать потребность в ней настолько, что аж больно, умирать от желания навсегда оставить ее в своих объятиях, обожать ее смех, ее взгляд, пробирающий до мурашек, упиваться ею, не имея возможности насытиться окончательно, если все это оно и есть, то да, я влюблен.
Бляя.
Совершенно точно, влюблен.

Я смакую ее имя снова и снова, в попытке понять, что в ней такого.

екс на заднем сиденье? Тысячу раз да! Да я готова отдаться ему где угодно.
Я стону, когда его ладонь накрывает мои трусики в том самом месте, а затем рвет их, причиняя мне боль. Мне ничуть не жаль их, все равно они насквозь промокли. Его прикосновение к моей оголенной жаждущей коже невероятно. Он точно знает, что делает, при

ближая меня к оргазму несколькими умелыми движениями внутри и снаружи одновременно. Ох, я люблю эти руки.
Но он не дает мне желанного освобождения.
— Иди ко мне.
Джереми усаживает меня к себе на колени. Избавляет меня от последней детали одежды и обхватывает мои груди обеими руками, лаская языком то один, то другой сосок. Самая настоящая пытка. Я откидываю голову назад, подмечая, что в машине довольно высокие потолки и много места на заднем сиденье. А затем он сжимает мои ягодицы, подтягивая меня еще ближе, и я забываю все свои мимолетные мысли.

— Не буду. Хотя… — дразнюсь я. Он сжимает мой сосок сильнее, отчего я почти кричу от боли и наслаждения. — Не буду, не буду.
Моя девочка. Боже, зачем он так со мной?
Я опускаю руки на его ширинку, и аккуратно расстегиваю ее. «Кельвин Кляйн». Ох, до предела натянутый «Кельвин Кляйн». Он помогает мне спустить его джинсы до колен. Моя рука замирает на резинке боксеров, он ухмыляется. Самодовольная задница думает, что я не осмелюсь?

— Не сдерживайся, — шепчу я в его губы. — Пожалуйста.
Он изгибает одну бровь в изумлении.
— Ты просишь трахнуть тебя жестко, Эвелина? — его голос игривый.
Вот же засранец.
— Даже не мечтай, слышишь! Я не буду снова умолять тебя об этом или о чем-либо другом.
— Тебе и не надо, сладкая, — нежно произносит он, улыбаясь. — Держись крепче.

Если этот ангел и существует во мне, он явно слабее черта, который толкает меня броситься в омут с головой.

Почему самый лучший путь всегда надо проходить по самой тернистой дороге