Мы живем в своих телах, но мы от них отчуждены. Это отчуждение усиливается при капитализме, когда мы боимся за свою жизнь, если тело нам не подчиняется, если оно не может в качестве рабочей силы быть продано другим, если оно не способно доставить нас на работу. Хотя мы и живем в наших телах, в них есть что-то непонятное, и, именно тогда, когда они прекращают работать, мы воспринимаем их как нечто реальное, жуткое, неизвестное.