Этель Лилиан Войнич

Синьора Грассини встретила Джемму очень приветливо.
– Как вы сегодня очаровательны! – громким шёпотом сказала она, окидывая белое кашемировое платье враждебно-критическим взором

Камень, лежащий на дороге, может иметь самые лучшие намерения, но всё-таки его надо убрать…

душа немая, у неё нет голоса, она не может кричать. Она должна терпеть, терпеть и терпеть…

Рабы всегда ухитряются завести себе собственного раба.

он ответит. Побольше терпения, сын мой. В наших поступках мы не должны руководствоваться тем, любят нас или ненавидят.

тюрьмы.

– Padre! – Артур встал и, вздрогнув, отшатнулся от края бездны – Это похоже на преисподнюю!

– Нет, сын мой, – тихо проговорил Монтанелли, – это похоже на человеческую душу.

– На души тех, кто бродит во мраке и кого смерть осеняет своим крылом?

– На души тех, с кем ты ежедневно встречаешься на улицах.

– Я хочу знать, если только ты можешь ответить мне, – продолжал Монтанелли, – связал ли ты себя клятвой или как-либо иначе.

– Мне нечего сказать вам, дорогой padre. Я не связал себя ничем, и всё-таки я связан.

– Не понимаю…

– Что толку в клятвах? Не они связывают людей. Если вы чувствуете, что вами овладела идея, – это все. А иначе вас ничто не свяжет.

В наших поступках мы не должны руководствоваться тем, любят нас или ненавидят.

обращаться, уважать её, то редкий юноша доставит старшим большие огорчения. Но ведь и смирная лошадь станет брыкаться, если постоянно дёргать поводья.

– Где вы достали экземпляры, найденные в вашей комнате?

– Этого я не могу вам сказать.

– Мистер Бёртон, здесь нельзя говорить «не могу». Вы обязаны отвечать на все мои вопросы.

– В таком случае – не хочу, поскольку «не могу» вам не нравится.