Одно дело — знать, что конец близок, — добавил я, дипломатично пытаясь не сесть на мель, — но верить в это — совсем другое дело. Выбросить целую жизнь за борт, чтобы начать сначала в совершенно чужой стране, — может быть, и героический, но совершенно безрассудный поступок. Немногие на него способны. Куда повернуться, когда вы в ловушке, когда зажаты в тисках, когда выхода нет и дом в огне, а ваше окно на пятом этаже, так что и не прыгнешь? И берега другого нет. Некоторые решали покончить с собой. Но большинство предпочитало надеть шоры и жить надеждой. Когда турки вошли в Константинополь и разграбили его подчистую, улицы города переполнились кровью этих самых людей, живших надеждой.