Александр Пятигорский

Политик, человек власти заинтересован только в том, что ему нужно, и не надо его за это ругать. Это опять будет интеллигентской пошлостью, у него такая профессия. А у экспертов профессия - экспертировать для власти, а профессия интеллигентов России и Америки - негодовать и возмущаться властью. А потом, когда придет время, к этой же власти блестяще приспособляться.

Первым признаком абсолютной политической власти является то, что политическая рефлексия приписывает субъекту абсолютной политической власти абсолютную волю. С этой точки зрения его собственная воля, продавай он пиво или автомобили, или самолеты, или атомные бомбы, - всегда будет фигурировать как относительная воля, относительная в отношении к воле субъекта абсолютной политической власти.

мое методологическое негодование, когда очередной интеллигент говорит, что «мы безвозвратно идем к сталинизму». Значит, он не понимает, что сталинизм есть категория историческая, как и гитлеризм. И когда он говорит, что мы идем назад к сталинизму - он сам мыслит в терминах политической рефлексии 30-х годов, когда он мыслить не мог, а сейчас может, да и писать думает, что может. Но ведь он-то остался там же, при той же политической рефлексии.

Кажется, Гераклит говорил, что «многознание уму не научает».

он сумел выбраться из страшной трясины повторений - главного врага нормального мышления.

Второй признак абсолютной политической власти - это то, что политическая рефлексия, чья угодно, приписывает ей абсолютное знание. Знание всего!

«Один человек реализует свою волю в отношении к третьему человеку, но делает это действие другой, «второй», так сказать, человек».

Замечательные люди, добрейшие, порядочнейшие, начитанные до отвращения, как и я - противно вспомнить. Но не научившиеся понимать самих себя. Их предметами были германская филология, английская филология, история философии, святоотеческие писания (они забыли, что святые отцы-то понимали себя отлично, а они - нет).

следующий шаг: «А что нам тогда делать?». И философ говорит: «То, чего ты никогда не делал - подумай». Но если б вы знали, как это страшно - подумать.

Тут мы встречаемся с так называемыми перекосами - очень люблю эту терминологию 20- х годов. Пожалуй, одним из самых больших перекосов был историк Покровский. Прочтя его, покойный Иосиф Виссарионович сказал: «Ну, это уже слишком!».