А.В. Наумова

Когда отец забивал козу, мама надолго уходила и возвращалась всегда с покрасневшими глазами.

По дороге к дому папа приостановил меня, так что Карл оказался чуть впереди.

ведь так и есть: кажется, что знаешь человека так же хорошо, как карман собственных брюк, а вдруг обнаруживаются грани, о которых ты и понятия

кровь, когда добычу разделываешь. Карл побледнел, и папа спросил, не укачало ли его опять. По-моему, именно в тот момент Карл вбил себе в голову, что ему непременно­ надо кого-

— Он больше не альпинист, — тихо проговорил Нерелл, глядя на экран, — рука у него наполовину усохла, и он уже много лет на обезболивающих сидит, причем на таких дозах, что лошадь бы...
— Зато жив, — перебил его Ольсен, не дожидаясь, пока Нерелл придумает, что там произошло бы с лошадью.
Мы посмотрели на ленсмана, и тот покраснел. «Зато» — это в отличие от тех, кто сидел в «кадиллаке»? Нет, он на что-то еще намекал. Может, на собственного отца, старого ленсмана Сигмунда Ольсена?
— Если тут что-то упадет, то

Муки выбора – известно вам, что это такое? Когда сам выбор причиняет тебе мучения, а не то, что выбираешь.

– В уродстве прячется красота, – ответила она. – Частично разрушенная греческая скульптура особенно красива, потому что по оставшимся неиспорченным фрагментам мы видим, насколько красивой она могла быть, должна была быть, была когда-то. И мы додумываем красоту, с которой действительность никогда не смогла бы соперничать.