Мария Богословская

Искусство, – сказал Стивен, – это способность человека к рациональному или чувственному восприятию предмета с эстетической целью.

Вот оно, великое слово, которое все решает в Верьере: приносить доход; к этому, и только к этому сводятся неизменно мысли более чем трех четвертей всего населения.

Так как, помимо всего прочего, он был человек весьма учтивый, исключая, разумеется, те случаи, когда речь шла о деньгах, то он и считался по справедливости самым большим аристократом в Верьере.

Если вы станете заискивать перед людьми власть имущими, вы неминуемо обречете себя на вечную гибель. Возможно, вы достигнете благоденствия, но для этого вам придется обижать бедных, льстить помощнику префекта, мэру, каждому влиятельному лицу и подчиняться их прихотям; такое поведение, то есть то, что в миру называется «умением жить», не всегда бывает для мирянина совсем уж несовместимо со спасением души, но в нашем звании надо выбирать: либо благоденствовать в этом мире, либо в жизни будущей; середины нет.

Берегитесь, дитя мое, – сказал кюре, нахмурив брови, – остерегайтесь того, что происходит в сердце вашем; я готов порадоваться за вас, если вы повинуетесь своему призванию и только во имя его готовы презреть такое изрядное состояние.

Только дурак может сердиться на других, – рассуждал он про себя. – Камень падает вследствие собственной тяжести.

Никому неведомы истоки Нила, – рассуждал сам с собой Жюльен, – никогда оку человеческому не дано было узреть этого царя рек в состоянии простого ручейка. И вот так же никогда глаз человеческий не увидит Жюльена слабым, прежде всего потому, что он отнюдь не таков

Жюльен в эту минуту играл на характере Матильды со всем хладнокровием искусного пианиста, играющего на рояле…

Но Дантон вдохнул силу в этот народ, в этих вертопрахов, и не дал неприятелю войти в Париж. А ведь я только один и знаю, что я мог совершить… Для других я всего-навсего некое может быть.

– А кто там? – мягко спросил он.
– Адвокат, надо подписать апелляцию.
– Я не буду апеллировать.
– Как так! Вы не будете апеллировать? – сказала она, вскакивая и гневно сверкая глазами. – А почему, разрешите узнать?
– Потому что сейчас я чувствую в себе достаточно мужества умереть, не сделав себя посмешищем. А кто может сказать, каково будет мое состояние через два месяца после долгого сидения в этой дыре? Меня будут донимать попы, явится отец. А хуже этого для меня ничего быть не может. Лучше умереть.