Кристи Тейт

И поэтому я вывалила их прямо там, сидя в кресле: я рыдала о том, как мне одиноко и страшно, что моя жизнь никогда по-настоящему не изменится, или, того хуже, для настоящих перемен потребуется больше, чем я смогу дать. И если бы этот сеанс не закончился в девять, уверена: я могла бы проплакать до самого обеда.

Доктор Розен потер ладонью область сердца – жест, который я уже видела прежде. Однажды он пояснил, что, когда кто-то прямо выражает ему свой гнев, это признак любви, который он вкладывает в сердце как драгоценный дар.

– Значит, эта травма делала меня одинокой все эти годы?

– Ваши чувства в связи с ней, которые вы похоронили, гнали вас прочь от людей.

– Почему?

Он подался ко мне и заговорил медленно:

– Если вы вступаете в близкие отношения, ваши сильные чувства выходят наружу – так же как этим утром. Вы привязываетесь к человеку, – он указал на себя. – Он может поехать на пляж. Он может не вернуться. Любовь будет приводить вас на этот пляж по тысяче раз в день до конца жизни.

– Я никогда этого не забуду.

Доктор Розен покачал головой.

– Кристи, вы никогда этого не забудете.

Порадоваться гневу? Это было еще более редкое явление, чем ссоры. Я не припомню, чтобы хоть раз орала на родителей по какой бы то ни было причине. Мы были людьми, предпочитавшими бойкот; нашим оружием были высокомерные вздохи и безмолвное тихое возмущение.

– Я могу злиться на тебя и все равно любить тебя, ты же знаешь.

– Ничто в его резюме не говорит, что он – «подходящий партнер на всю жизнь для женщины с психическими проблемами».

– Можете трахнуть его и выяснить, – предложил доктор Розен.

Тото, мы больше не в католической школе!

Голосовое сообщение, которое я прослушала позже, растопило мое тревожное, ощетинившееся сердце: «Привет, красотка в кафе. Это звонит твой бойфренд. Он думает, что ты очень милая». Я прослушивала его снова и снова и думала: как же мне будет плохо, когда все рассыплется.

* * *
В конце июля я поехала в Санкт-Петербург с Патрис и ее родителями – этот отпуск был запланирован до того, как я начала встречаться с Алексом. Наша съемная квартира недалеко от Невского проспекта была наполнена комарами, которые оставляли ярко-красные отметины на моих руках и ногах.

– Я была точь-в-точь такой, как ты. Все подруги выходили замуж и рожали детей, и я думала, что со мной этого никогда не случится. В двадцать шесть я все еще была не замужем, то есть по меркам 1970 года считалась практически старой девой. Казалось, я никому не нужна.

Он был очень важен потому, что в сексе я уникальным способом дарила Джону свое тело, а он мне свое. Мы делили удовольствие этого обмена на двоих. И несмотря на то что Джон был добрым, преданным и любящим, это было невероятно эротично.