Ислам Ханипаев

Я часто слышал слова: «Родителей мы не выбираем» — и, когда я это слышал, начинал мечтать о том, как было бы круто, если бы у меня была суперсила выбирать себе родителей. Передо мной появился бы огромный список родителей со всей планеты. Я видел самых разных и выбирал себе иногда богатых, иногда бедных, иногда высоких, иногда низких, иногда толстых, иногда худых. Но сколько бы я ни смотрел, я не мог найти своих настоящих маму и папу, а потом остановился и перестал искать. Наверное, тогда я и понял, что я и есть мои родители, а мои дети будут мною — и так бесконечно. Я подумал: «Бессмертный воин — звучит круто». Осталось как-нибудь разобраться с обетом безбрачия.

Но сколько бы я ни смотрел, я не мог найти своих настоящих маму и папу, а потом остановился и перестал искать. Наверное, тогда я и понял, что я и есть мои родители, а мои дети будут мною — и так бесконечно.

Ей не понять, что для таких, как я, очень важно делать то, что мы

Их было много. Пять или… или двадцать пять. Или миллион, я не помню.
— Я дрался один на один, — выдохнул я грустно

Нашел дурацкую фотографию Ахмеда для паспорта, свой медицинский полис (не знаю, зачем эта бумажка, но, скорее всего, это документы — если я когда-нибудь захочу поехать на Северный полюс, надо будет взять эту бумажку с собой), свидетельство о рождении (я и так знаю, что я родился, зачем эта бумажка? Взрослые — глупые люди).

Я вышел из подъезда, размышляя о том, что недавно был человек и теперь его нет. У меня тоже была настоящая мама, а теперь ее нет. Я подумал о том, что люди слишком легко умирают и вообще никого не предупреждают. Если бы я собирался умереть, я бы точно всех предупредил. Я бы собрал всех-всех своих лучших друзей у себя в комнате. Позвал бы Расула и… еще кого-нибудь — типа маму, Ахмеда, Амину — и сказал бы, что я собираюсь умереть через неделю и что если кто-нибудь собирался мне что-нибудь потом подарить, то лучше подарить сейчас, а то я уже буду мертвый и дарить будет некому.

Лежа в постели, я думал о том, что он делал в день, когда умер. Наверное, пришел домой уставший, покушал, посмотрел сериал, поиграл с Руминой, рассказывал анекдоты новой жене и смеялся. Потом поцеловал на ночь Румину, лег в постель и закрыл глаза, а утром не открыл. Интересно, они успели сделать фотографию в его последний день? Такую, чтобы он улыбался. А какое последнее предложение он сказал? «Спокойной ночи»? «Выключи, пожалуйста, свет»? «Завтра опять на работу»? «Хороший сериал»? О чем он думал?

Я долго думал про последнюю мысль тех, кто умирает. Вначале я думал про тех, кто знает, что умрет, а потом про тех, кто умер неожиданно, как мама. О чем думала она? О моем дне рождения? Или о машине (если она успела ее увидеть)? Или она думала о моем папе, который тоже ушел? Я вообще его не помню. Я даже не знаю, кто его знает, потому что единственным человеком, который его знал, была мама. Просто ушел. Мне так сказали очень давно, и я подумал: «Ну и пусть». Кому он нужен? И где он был, когда маму убили? Если бы он там был, все было бы хорошо. Он бы увидел машину и оттолкнул маму, а потом избил тех дураков.

Я хотел показать ребенка, выпавшего из общества. (Помню даже тот день, когда сам осознал, что выпал. Пришел домой из школы, зашел на кухню и сказал маме: «Это только девятый класс, а я уже чувствую, что выпал из общества (класса)».) Мальчика, который, как и множество сегодняшних детей, старается искусственно сделать себя популярным, крутым и иногда плохим. Он совершает поступки, которые не хочет совершать, говорит то, чего не хочет, потому что ищет одобрение со стороны «крутого» окружения. В моем детстве это было повсеместно — школа, двор, спортзал. Начиналось с банального: старшие дерутся, матерятся и курят, значит, и я должен делать так же. Так Дагестан и потерял тысячи детей в 1990-х и 2000-х годах.

Дядя Джамбулат, ты думаешь, что я маленький глупый мальчик, и врешь мне, а потом хочешь дать конфету, чтобы я забыл