Карин Альвтеген

Когда он женится и его полюбят по-настоящему таким, какой он есть, когда его поймут, он никогда больше не посмотрит на сторону. Он отдаст всю страсть, которая таится в нем, он сделает свою женщину королевой. Будет поклоняться ей, исполнять все ее желания, его любовь будет рядом с ней каждую секунду. Он никогда не предаст. Его любовь будет творить чудеса, если кто-то сумеет выпустить ее на волю. Если кто-то захочет ее принять. Почему никто из женщин не видит, на что он способен, не замечает его внутреннюю силу? Почему никто не берет то, что он пытается отдать?

Она встала, почувствовав, что ее мутит. Тяжесть в груди. Так бывает всегда, когда она думает о долге перед Акселем. О том, что они не смогут обеспечить достойный старт его жизни. Если что-нибудь с ним случится. Разве можно такое пережить? Иногда она задавалась вопросом — стали бы люди заводить детей, если бы заранее знали, что это означает? Ты постоянно желаешь самого, самого лучшего — и постоянно ощущаешь, что делаешь слишком мало.

Тревога и угрызения совести становятся неразлучными спутниками твоей безоговорочной любви. Хорошо, что она не догадывалась обо всем этом раньше.

Наступила недолгая пауза, родители обменялись взглядами, которые означали такое полное взаимопонимание, что любые слова становились лишними. Как же ей хотелось, чтобы она тоже могла так с кем-нибудь переглянуться.

— Мы не хотим вмешиваться, но если ты хочешь поговорить с нами, то...

Отец не закончил фразу, передав инициативу ей. Она чувствовала сильную дрожь в руках, наверное, это было заметно. Никогда в жизни она бы не поверила, что ей будет так трудно просить у них помощи. И рассказывать правду.

Для нее неприятности — это всего лишь повод и стимул стать еще сильнее. Каким-то неведомым образом ей всегда удается превратить кризис в возможность. А он просто молча стоит рядом и понимает, что не нужен ей, что она успела все решить сама без его поддержки и помощи.

Он не мог определить, что на самом деле испытал, увидев ее. Хотелось только одного — тихо и спокойно подняться по лестнице, опуститься на диван и почувствовать, что ничего не изменилось. Решить, кто поедет в садик, и отправиться туда без спазма в желудке, а потом всем вместе поужинать, как в любой другой вторник. Спросить, как Аксель, не звонил ли кто, где его почта и не взять ли в прокате фильм на вечер. Но между ними лежала пропасть. И у него не было ни малейшего представления, как через нее перебраться. Равно как и о том, что его ждет на другой стороне.

С годами фантазии менялись, становились менее сказочными, но уверенность, что его нынешнее существование временно, не покидала его никогда. Не стоило ни во что углубляться, потому что в любой момент жизнь могла начаться с нуля.

Страх родил ложь. Желая избежать скандала, они не стали задавать вопросы.

Наверное, надо было развестись. Почему мы в мгновение ока отдергиваем от огня руку, а душу оставляем медленно чахнуть и умирать?

многие из тех, кто работал в лагере, верили, что они делают доброе дело, и не считали себя злодеями.

Они полагались на свои убеждения и думали, что тем, кто принимает решения и отдает приказы, известна высшая истина. Но кто определяет, где добро, а где зло? И с какой стороны надо смотреть, чтобы увидеть правду?

пара черных кружевных трусов-стрингов, которых он никогда раньше не видел. Он зажал их указательным и большим пальцами, как пинцетом, и почувствовал отвращение при мысли... Какая гадость. Вот как она, оказывается, одевается, когда идет куда-нибудь с этим левым мужиком. Ради него самого она, во всяком случае, ничего подобного не надевала.