Томас Рикс

Оруэлл и Черчилль поняли, что ключевой вопрос их столетия состоит не в том, кто контролирует средства производства, как считал Маркс, и не в том, как функционирует психика человека, чему учил Фрейд, а в том, как сохранить свободу личности в эпоху, когда государство со всей мощью вторгается в частную жизнь. Историк Саймон Шама назвал их архитекторами своего времени10 и «самыми невероятными союзниками»11. У них имелась общая цель — не допустить дальнейшего подъема убийственной государственной машины, начавшегося в 1920–1930-х и достигшего пика в 1940-е гг.

Оруэлл однажды написал: «Если свобода вообще что-нибудь значит, она означает право говорить людям то, чего они не хотят слышать»

Черчилль, по собственным воспоминаниям, окончил школу «весьма разочарованным»18. Родители сочли его недостаточно умным для карьеры юриста и отправили в армию, обычное прибежище бездарных отпрысков британских аристократических семейств.

Никогда не сдавайтесь, никогда не сдавайтесь, никогда, никогда, никогда — ни в чем, ни в великом, ни в ничтожном, ни в большом, ни в малом, — не сдавайтесь ничему, кроме голоса чести и здравого смысла. Не отступайте перед силой; не отступайте перед кажущейся подавляющей мощью врага101.

Есть хорошее определение сноба — тот, кто в неловкой ситуации исхо

Есть хорошее определение сноба — тот, кто в неловкой ситуации исходит из того, что ошибся другой. Во

При такой власти реальность такова, какой считает ее государство в конкретный день. Принятые факты меняются и становятся просто функцией власти.

прозы. Оруэлл утверждает, что, если написанное туманно, скучно и перегружено латинизмами, это сделано намеренно — обычно чтобы замаскировать то, что произошло на самом деле. «Политический язык[22]… предназначен для того, чтобы ложь выглядела правдой, убийство — достойным делом, а пустословие звучало солидно»48. Поэтому он пишет:

Черчилль становился все мрачнее, впадая в хандру, которую принято называть «тоска зеленая»55. За ланчем в августе 1944 г. он сказал Вайолет Бонэм Картер: «Мир, который открывается нам, ужасен»5

Через несколько недель он мрачно сказал своему врачу: «Я не верю в этот дивный новый мир»57.