Бьянка Мараис

что мне надо сделать, чтобы стать еврейкой?
– Не знаю точно. Наверное, выучить идиш и варить суп с клецками.

Насилие – тварь в наморднике, она бродит среди нас, и ее того и гляди спустят с поводка.

Сочувствие Эдит попало прямо в узелок печали, который все рос у меня в горле, пока не вырос в опухоль настолько большую, что стало трудно глотать.

Она замолчала, и от повисшей тишины я занервничала. Мне хотелось, чтобы мы продолжили болтать, потому что болтовня заполняла время. Каждая минута, проходившая без слез, мыслей или вспоминаний, была достижением, и я знала, что если накоплю достаточно таких минут, то станет легче, потому что мне ведь должно стать легче.

я забыла, что смех – обратная сторона чувства вины за украденные моменты счастья.

Только она знала, как глубок колодец нашего горя и как горьки на вкус наши слезы. Только она знала, насколько ядовито отрицание, как стирает оно тебя до сырого мяса.

Разве имеет значение, что эта девочка – не моя? Разве имеет значение, что она белая? Разве имеет значение, что ее язык не может охватить звуков моей речи, если мои руки могут обхватить ее? Нет, это ничего не значит.

Я не знала, что и как говорить в мире, где ненавидят людей, где на них нападают за то, что они не того цвета, говорят не на том языке, поклоняются не тому богу и любят не как положено; в мире, где общепринятым языком была ненависть, и кирпичи – единственными словами.

Я обнаружила, к своему удивлению, что горе – процесс, который со временем становится тяжелее, а не легче.

горе – это обособленный город, выстроенный на вершине холма и окруженный каменными стенами. Это крепость, обитателем которой ты будешь до конца жизни, до конца жизни ты станешь ходить по улицам, ведущим в тупики. Хитрость в том, чтобы прекратить попытки сбежать и вместо этого постараться сделать эту крепость своим домом.