Марина Полякова

Кэл — режиссер-постановщик. Он, как и я, учится в одиннадцатом классе и постоянно таскает с собой аккуратную копию сценария с двойным интерлиньяжем и кучей карандашных пометок на полях в гигантской синей папке. Забавно, его работа — командовать нами и все время истерить, а он при этом не самый властный человек, которого я когда-либо встречал. Говорит он негромко, с настоящим южным акцентом, который очень редко можно услышать в Атланте.
А еще у него классная небрежная челка, каштановые волосы и темные глаза цвета океана. Никаких слухов до меня не доходило, но меня не покидает ощущение, что есть в нем что-то гейское.

Когда речь заходит о тортах, люди теряют всякий стыд. Прекрасная картина.

Но, кажется, я влюбляюсь в него заново.

«P.S. Я люблю, когда ты улыбаешься, будто сам того не замечаешь. Люблю твои вечно растрепанные волосы. Люблю твой долгий взгляд. И лунно-серые глаза. Так что если ты, Саймон, решил, что я не считаю тебя привлекательным, то сошел с ума».

Если она думает, что моя любовь к кофе — это грандиозная новость, утречко будет охренительным

И, кстати, Брэм — милашка. Он прямо очень-очень милый

говорил об океане между людьми. И что весь смысл в том, чтобы найти берег, к которому стоит плыть.

Почему быть натуралом — это установка по умолчанию?

Он — некто. Может, даже мой знакомый. Но я не знаю, кто именно.
И не уверен, что хочу знать.

Нельзя им просто рассказать, что у нашего учителя французского трусы очень заметно врезаются в попу, как стринги, или что Гаррет уронил поднос в столовой.