Евгения Некрасова

Конец марта редко можно обозначить как «приятное время». Да — несомненно весна. Но весна совершенно не реализованная. Идея весны. Набросок завалявшимся огрызком карандаша на грязном холсте. И только гормоны не врут.

Я поначалу все удивлялась, как находят в этой толпе свою корову, а когда стала ухаживать за телочкой Галкой, увидела, какие у них у всех разные лица

Говорю: а как же я? А ты еще можешь подстроиться, ты еще будешь нормальной. Это же получалось, что мы с ней ненормальные, так? Что все наше большое счастье — ненормальное.

Знаешь… Ты мужчина моей мечты.

Зина взяла и купила квартирай. Но омосковилась она еще до этого. Приезжала в свой меленький заводской моногород, выделялась разноцветным пятном среди хрущевок и многоэтажных панелек. Удивляла зрение местных бритыми висками. Рюкзаком вместо сумки. Кроссовками вместо туфель. На нее смотрели сначала с некоторым интересом, настоянном на неприязни и зависти к дальнему, чужому, недоступному, а потом уставали, переключались на свои дела.

Зина думала, что есть жизнь-жизнь, когда ее отвлекаешь, завлекаешь и отковыриваешь в ней что-то новое, другое, оказываешься на новой улице хотя бы два раза в год, а есть жизнь-движение-к-смерти, когда ее уже просто привычно пережевываешь, а она тебя. Как многие в городе. Даже тот человек, что построил дачу в виде НЛО. Но он все понял и хотел улететь отсюда.

Он ушел, когда ей было девять, в новую семью, потом через пять лет снова ушел в новую семью. Точнее, он создавал каждый раз новую семью с новой женщиной. И все в границах моногорода, поэтому Зина взрослела, как героиня латиноамериканского сериала, натыкаясь на своих сводных сестер, отца или его жен в магазинах, на рынке, на главном проспекте с революционным названием.

Москва ей нравилась за постоянную способность меняться, двигаться вперед, то есть жить. И движение это топилось не столько деньгами (большая часть которых выжималась из провинции), а огнем в глазах людей и их постоянной неуспокоенностью.

Еще ей, разумеется, мечталось иметь право голоса в том городе, где она живет, но главное — все равно прописка, потому что она до сих ощущала свою юношескую ментобоязнь. Она еще застала то время, когда в метро, на вокзалах, просто на улице менты зарабатывали тем, что останавливали приезжих и спрашивали у них регистрацию.

х моногороде в каждом поколении была девочка, которая находила себе московского мужа с квартирой в центре. Метро, площадь жилища, количество комнат обсуждались среди населения моногорода.