Сергей Мохов

Дисфункциональное состояние становится структурной интеракцией, что обеспечивает существование системы похоронного дела

ремонт никогда не заканчивается, но становится формой поддержания работы социотехнической структуры в приемлемом состоянии

Процесс организации похорон строится не только на ритуальных представлениях о значении мертвого тела или похоронной атрибутики и не только на экономической целесообразности, но и на обмене ресурсами, знаниями, статусами, дарами, где обязательства и условности важнее эффективности и технологий, «индустриального мира» или даже «мира рынка

Как отмечает культуролог Павел Кудюкин, «жизнь от яслей до гроба» целиком зависела от организации, в которой работал человек. Именно предприятия компенсировали рыночный дефицит советской экономики и похоронного дела, в частности предоставляя материальные ресурсы для проведения похорон

Как отмечают авторы, «сами практики покупок провоцировали дальнейшие социальные и экономические интеракции в неформальной сфере — обмены, продажи, ремонты, переделки, дарения, посылки родным и родственникам, передачу дефицитных вещей по наследству, то есть вещи способствовали горизонтальной и вертикальной коммуникации и интеграции в обществе. Происходило вовлечение вещей в сеть социальных отношений в качестве посредников и активных участников

При таком подходе социальная теория совершает стратегическую ошибку и, по сути, убивает сама себя. Изучая человека и его совместную жизнь с другими людьми, она решительно выживает из себя «все человеческое» и превращает изучаемые социальные действия в потоки акторов, сетей, классов, гендеров и других категорий — ведь только их можно упорядочить и привести к какому-то подобию устойчивых отношений

данной проблеме можно условно выделить два момента. Первый — это необходимость принимать во внимание сложности, связанные с языком и нахождением исследователя внутри какой-то дисциплины

Ведь исследователь, как только он оказывается в полевой ситуации и начинает взаимодействовать с миром Другого, проявляет себя не просто как носитель определенных парадигмальных и дисциплинарных эпистем, но и как носитель властного языка (уже на уровне противопоставления «субъект — объект»

Происходит банальный конфликт дисциплинарных языков и недоверие к самой процедуре интерпретации: как можно описать комплекс своих чувств и эмоций социологическим языком? Это действительно неразрешимая проблема: социальный исследователь учится думать, а не чувствовать, и тем паче тяжело самому рационализировать собственный чувственный опыт

Однако, делая этот выбор, автор неизбежно проецирует на информантов собственные ожидания, ценности и даже культурные представления [24], а зачастую и вовсе оказывается заложником собственного эгоцентризма, боясь показаться информантам «хуже, чем он есть