Анастасия Басова

А вдруг только в наших травмах может зародиться будущее?

— Когда бо‍­ишь‍­ся чего-​то, — ска‍­за‍­ла она, — это знак, что имен‍­но это тебе и нужно сде‍­лать.

иногда он смотрел на себя, гуляющего с огромной собакой по незнакомому городу, и удивлялся тому, как он вообще до такого дошел.

— Время от времени, — продолжила она вскоре, — я встречаю людей, которым удалось освободиться от семейных отношений. И всё же часто кажется, что в их свободе есть какая-то пустота, как будто, чтобы избавиться от родственников, они избавились и от части себя. Как тот мужчина, который отрубил себе руку, придавленную камнем, — сказала она, слабо улыбнувшись. — Я не намерена этого делать. Моя рука периодически побаливает, но я считаю своим долгом сохранить ее.

Он уверен, что ей не следует расти с ощущением, которое преследовало в детстве его самого: будто любовь родителей зависит от согласия ребенка выполнять их желания.

— Я в курсе, — сказал Дейл угрюмо. — Многие люди говорят, что отражение в зеркале кажется им непохожим на них. А я спрашиваю: почему? Я говорю: вам нужно не волосы покрасить, а изменить свое отношение к ним. Думаю, это всё давление. Люди боятся быть нежеланными, — сказал он, приподнимая мои волосы на затылке, чтобы посмотреть, как они выглядят снизу.

Ты не подумай, сказал он, я люблю своих друзей, хотя среди них много тех, кто и в сорок лет продолжает вести тот же образ жизни, что в двадцать пять. Взрослые люди, которые всё еще ширяются наркотой и неистово отрываются на битком набитом танцполе — слегка удручающее зрелище; я, во всяком случае, могу найти для себя занятие поинтереснее.

Смешно, — сказал он, — родители думают, что никто не видит, как они поступают с детьми. Они воспринимают ребенка как собственное продолжение: когда они разговаривают с ним, они разговаривают сами с собой; когда они любят его, они любят самих себя; когда они ненавидят его, эта ненависть направлена на них же самих. Никогда не знаешь, чего от них ожидать, но, что бы это ни было, оно всегда исходит от них, даже если в конце концов они обвиняют во всём тебя. И ты начинаешь думать, что ты всему виной, и ничего не можешь с этим поделать.

имел возможность пообедать. Эти обеды — изысканные, ароматные блюда, которые подавались в столовую, — были сами по себе частью воспитания. Работодатели Джулиана были высокообразованные люди, немало повидавшие коллекционеры искусства и предметов старины, знающие несколько иностранных языков.

Мир Жана Жене был отречением от всего этого, миром упорствующего самовыражения и себялюбивого желания. Это было такое жестокое предательство и кража женского, что он чувствовал себя виновным уже за то, что читал книгу в компании этих робких девушек, которые бы никогда — он был уверен — не похитили мужское таким же образом и, скорее, жили бы жизнями, в которых неудовлетворенные желания мучили бы их так же, как и его.