Анатолий Виноградов

Была ли возможность у Наполеона выиграть это сражение? Отвечаем — нет. Почему? Благодаря Веллингтону? Благодаря Блюхеру? Нет. Благодаря Всевышнему.
Бонапарт победитель при Ватерлоо — это было бы событием вне законов XIX века. Готовилась другая череда событий, где Наполеону уже не было места. Немилость событий обнаружилась заранее.
Этому великому человеку пора было пасть.
Его непомерное значение в человеческих судьбах нарушало равновесие. Одно это существо больше значило, чем вся мировая масса; жизненная сила всего человечества, сосредоточенная в одной голове, в мозгу одного человека — это не могло продолжаться дольше, это было бы смертоносно для цивилизации. Настала минута, когда высшая неподкупная справедливость должна была вмешаться. Вероятно, принципы и элементы, от которых зависит правильное тяготение в нравственном и материальном порядке, требовали этого. Дымящаяся кровь, переполненные кладбища, матери, обливающиеся слезами, — все это грозные обвинения. Когда мир страдает от излишнего бремени, в тени раздаются таинственные стоны и бездна внемлет им.
На императора был сделан донос на небесах, и падение его было решено.
Он мешал Богу.
Ватерлоо — не битва; это поворот развития всей вселенной.

еблагодарные, говорит одежда, я вас укрывала от непогоды, — почему же я вам больше не нужна? Я прямо из моря, — говорит рыба. Я когда-то была розой, — твердят выдохшиеся духи. Я вас любил, — говорит труп. Я цивилизовал вас, — говорит монастырь. На все это один ответ: это было когда-то. Мечтать о бесконечном продлении вещей, отживших свой век, реставрировать догматы, пришедшие в упадок, золотить заново раки, подновлять монастыри, освящать вновь ковчеги с мощами, освежать суеверия, фанатизм, восстанавливать монашество и милитаризм, верить в спасение общества посредством размножения паразитов, навязывать прошлое настоящему — по меньшей мере странно

Бог передает людям свою волю посредством событий — это неясный текст, написанный на таинственном языке. Люди тотчас же делают с этого текста переводы — переводы торопливые, неправильные, полные ошибок, пропусков и противоречий. Очень немногие способны понять божественный язык. Наиболее проницательные, спокойные и глубокие умы разбирают его медленно, и, когда они оканчивают свой перевод, дело сделано раньше их: в ходу уже двадцать переводов, сработанных на публичной площади. Каждый из этих переводов образовал уже партию, а каждая его бессмыслица — секцию; каждая партия уверена, что только она одна обладает верным переводом, и каждая секция убеждена, что лишь она овладела светом.

Ваш булыжник заимствован из мостовой ада!
Они могли бы ответить:
— Оттого-то наша баррикада и вымощена добрыми намерениями.

Мириелю пришлось испытать судьбу всякого новоприезжего в небольшой город, где много говорящих ртов и мало мыслящих голов.

Она казалась сотканной из тени с намеком плоти, для того чтобы признать в ней женщину; луч света, облеченный в призрак материи; большие опущенные глаза, предлог для того, чтобы душе было в чем держаться на земле.

По поводу вещей, вызывавших всеобщие крики и поспешное осуждение, он имел обыкновение говорить, улыбаясь: «Ого! По-видимому, это один из тех крупных грехов, каким грешны все. Испуганное лицемерие спешит протестовать и укрыться от подозрения».

Говорил он еще: «Учите, чему можете, несведущих; общество преступно: не давая бесплатно образования, оно ответственно за распространение мрака. В темной душе зарождается грех. Преступен не тот, кто грешит, а тот, кто создает мрак».

До тех пор пока силою законов и нравов будет существовать социальное проклятие, которое посреди расцвета цивилизации искусственно создает ад и отягчает судьбу, зависящую от Бога, роковым предопределением человеческим; до тех пор пока будут существовать три основные проблемы нашего века — принижение мужчины из-за принадлежности его к классу пролетариата, падение женщины из-за голода, увядание ребенка из-за мрака невежества; до тех пор пока в некоторых слоях общества будет возможно социальное удушье; иными словами и с точки зрения еще более широкой — до тех пор пока существуют на земле нужда и невежество, книги, подобные этой, окажутся, быть может, небесполезны.
Отвиль-Хауз, 1862 г.

гипотеза об Иегове мне надоела. Она годна лишь на то, чтобы плодить постных людей, с пустыми головами. Долой великое начало, оно меня стесняет! Да здравствует нуль, оставляющий меня в покое! Между нами будь сказано, я исповедываюсь вам, как моему пастырю, и потому скажу, что я человек со здравым смыслом. Я не особенно восхищаюсь вашим Христом, проповедующим на всяком шагу самопожертвование и отречение. Это советы скупого нищим. Отречение — зачем? Самопожертвование — ради чего? Я не вижу, чтобы волк пожертвовал собой для другого волка. Останемся верны природе. Мы стоим на вершине, так создадим же высшую философию. К чему стоять высоко, если не видишь дальше кончика своего носа? Поживем в свое удовольствие. Жизнь — все. Чтобы человека ожидала другая жизнь, там, где-то за облаками, в это я не верю. А мне-то проповедуют жертвы и отречения. Я должен всего остерегаться, ломать себе голову над тем, что хорошо, что дурно, что справедливо, что несправедливо, над орлом и решеткой. Зачем? Потому что я, дескать, должен дать ответ в моих поступках. Когда? После смерти. Какие бредни! После смерти, пойди, ищи меня тогда. Заставьте руку призрака захватить горсть пепла. Будем искренни, мы, посвященные, поднявшие покрывало Изиды: ни добра, ни зла не существует. Существуют растительные процессы. Взвесим действительность. Докопаемся до сути. Нужно добыть истину хотя бы из-под земли, добраться, доискаться до нее. Тогда он вам даст истинные наслаждения. Тогда вы становитесь действительно сильным и смеетесь над всем. Я все это постиг. Послушайте, епископ, бессмертие человеческой души — надувательство. Какое прелестное обещание! Только поддайтесь ему. Привилегия Адама! — Иметь душу, сделаться ангелом, — голубые крылышки вырастут у вас на лопатках. Да помогите же мне: кажется, Тертуллиан{14} рассказывает, как праведники будут путешествовать с одного светила на другое. Допустим. Мы сделаемся стрекозами и будем прыгать с одной звезды на другую. Увидим Бога. Та-та-та. Экая размазня все эти эдемы. Господь Бог — колоссальная фантазия. Я, конечно, не пойду печатать этого в официальной газете, но почему же не сказать на ушко приятелям. Inter pocula. Жертвовать земным из-за небесного, это все равно что выпускать добычу, гоняясь за тенью. Позволить одурачить себя бессмертием! Слуга покорный. Я прах. Я называюсь графом и сенатором Прах. Существовал ли я до моего рождения? — Нет. — Буду ли я существовать после смерти? — Нет. Что же я такое? Горсточка праха, связанная ор