Тони Моррисон

она немало сил потратила, чтобы помнить об этом как можно меньше – чем меньше, тем спокойнее. Вот только мысли не всегда подчинялись ей.

Халле знал то, чего не понимала она; что Халле, ни разу в жизни не глотнувший свободы, знал, что лучше этого нет ничего в мире. Это испугало ее.
Что-то тут было такое… Но что? Что? – спрашивала она себя. Бэби никогда не знала, какова она собой, да это ее и не интересовало. Но тут вдруг она как бы впервые увидела собственные руки и подумала с ошеломляющей ясностью: «Эти руки принадлежат мне. Это МОИ руки». Потом будто кто-то постучался у нее в груди, и она открыла для себя еще нечто новое: биение своего сердца. Неужели все это время оно там было? Гулко стучало у нее в груди? И тогда она, чувствуя себя полной дурой, громко рассмеялась.

На дворе 1874 год, а белые по-прежнему не знают удержу. Целые города силой очищены от негров; только в Кентукки за один год было восемьдесят семь случаев линчевания; четыре школы для цветных сожжены дотла; взрослых людей секут кнутом, точно малых детей; а малых детей – как взрослых; чернокожих женщин насилуют возбужденные толпы; у негров отнимают нажитое; неграм ломают шеи… Он чувствовал запах девичьей кожи, кожи и горячей крови. Еще страшнее – кровь, запекшаяся на костре Линча. Жуткий запах. И вообще – кругом воняло чудовищно. Смердело

Она осторожно кормила огонь, пока он не набрался сил и не заплясал, точно дикий могучий зверь.

они были вынуждены нести бремя всей своей расы.

мы умели отлично, но как уничтожить медовые интонации в голосах наших родителей и родственников, покорность в глазах наших ровесников, огонек тайной благожелательности в глазах наших учителей, когда они вызывают к доске таких, как Морин Пил? Нет, такое было нам не под силу.

мы и сами прекрасно понимали, что Морин Пил — это не настоящий Враг, что она уж точно не заслуживает столь интенсивной ненависти. Бояться нужно было ТОГО, отчего красивой считалась именно она, а не мы.

Чем старше становился Джуниор, тем лучше у него получалось переадресовывать на кота ту ненависть, которую он

порой испытывал к матери, и он не раз испытывал настоящее наслаждение, видя, как животное страдает.

Его мать не любила, когда он играл с «ниггерами». Она давно объяснила, в чем разница между цветными и неграми. Отличить их было легко. Цветные всегда были аккуратными и тихими, а негры — грязными и шумными.