Владимир Дудинцев

не кричи, когда увидишь несправедливость. Не возмущайся громко.

Наверняка и молча. Входить в среду, как бурав. Если ты начнешь метаться, прыгать и кричать – ты будешь похож на традиционного изобретателя и с тобой будет легче бороться.
Он замолчал и опять принялся насмешливо шевелить губами.
– Учти, – сказал он, помолчав. – Учти, что в НИИЦентролите сидят многолетние спецы-могильщики.

Человек состоит из двух частей – из физической оболочки, которая исчезнет, и из его дела – оно может существовать вечно

– Не единым хлебом жив человек, если он настоящий,

«Сии, облеченные в белые одежды, – кто они и откуда пришли?» – Тут Цвях поднял палец. – «Они пришли от великой скорби».

— Слушай, старик… — начал было Саул.
— Вы мне не подали руку при встрече. И подчеркнули это словесно. Значит, я вам уже не старик. Имейте в виду, к таким вещам я отношусь серьезно.

— Вы увлеклись… Вы сказали, фашистская идеология… — звучал негромкий голос из глубины зала. — Вы так и сказали: фашистская. Надо словам знать цену. Мне известно, что товарищ Дежкин сражался на фронте с фашистами. Он имеет раны…
— Он эмпирически сражался, — Саул усмехнулся, и зал умолк, застыв от изумления. — Сражаться — это еще не все, товарищи. Надо еще понимать, за что и против чего сражаешься…
Федор Иванович, слегка порозовев, начал подниматься. Но в это время раздался трескучий голос Посошкова:
— Саул Борисыч! Саул Борисыч! Не городите вздор. У Федора Ивановича на теле ран больше, чем у вас естественных отверстий. И поверьте мне, тяжелые раны вернее говорят ему, что такое фашизм… Чем ваши естественные, так сказать… органы чувств.

И зал вдруг взорвался — зашикал и закричал. «Позор! Позор!» — слышались странно отрывистые голоса, издаваемые вполсилы. Федор Иванович удивленно озирался. Ему ведь казалось сначала, что зал был на его стороне. Ветераны войны, бывшие солдаты — ведь они были здесь, они и поддержали его, когда Саул принялся было кричать о фашизме. Вот как странно бывает. Как можно обмануться… Нельзя было касаться народного академика, он не зря начинал свой путь с косоворотки и сапог. Его имя было свято.

«Желание смерти — не есть желание смерти. Это только поиск лучшего состояния. Что в конечном счете является крайним выражением желания жить».

Как камень, пущенный из роковой пращи, браздя юдольный свет, покоя ищешь ты. Покоя не ищи. Покоя нет…