Максим Семеляк

В своей университетской компании мы выковали специальный термин — нацишизоидный алкосатанизм.

Я так понял, что музыка Дугину не очень понравилась — ну, он-то больше человек нью-вейва, Japan и все такое, — а вот тексты его зацепили.

На исторической пресс-конференции (июнь 1994 года) триумвирата Лимонов — Дугин — Летов последний, в частности, заявил, что побеждают только те движения, которые попирают правила игры, в том числе и свои собственные. В сущности, старая романтическая установка, которую можно найти хоть во французской, хоть в американской мысли, но поскольку корни Летова во многом находятся в советской интеллигентской культуре, в данном случае логичнее будет вспомнить сентенцию академика Лихачева, который писал про возможность бунта против бунта. А в конечном итоге это все сводится к оригинальной летовской идее «антипохуизма», которую он расписал в вышеупомянутом историческом интервью про двести лет одиночества.

В «Гражданской обороне» всегда было что-то от взбесившихся советских игрушек, забытых, поломанных, но готовых к борьбе. Собственно, именно об этом он и предупреждал все в той же «Контркультуре»: «Это как взять и достать с чердака старую игрушку, сдуть с нее пыль, подмигнуть, оживить — и да будет Праздник!»

в Ригу же Летову и вовсе запретили въезд на 99 лет вперед.

Неслыханная возгонка криков и звуков вдобавок обладала значительной психологической достоверностью, хотя на первоначальном этапе было решительно непонятно, кто в первую очередь есть поющий — герой или мученик. Он словно находился в позиции между повелительным наклонением и страдательным залогом.

Летов как мало кто другой умел работать с чувством вины. От его песен возникало ощущение, что некто делает за тебя твою работу

Ввод в обиход «Гражданской обороны» напоминал переход от пара к двигателю внутреннего сгорания

Вспомнилось почему-то, что на открытии храма Христа Спасителя Кобзон пел молитву на стихи Панкратова-Черного.

Я допил второй стакан и пошел на кухню за третьим, заодно и выключил везде музыку. В голове воцарилась старая добрая дисгармония с ее реактивным девизом «как угодно». С улицы неслышно, как из-под кровати, доносился редеющий гомон соседей. Весь видимый внешний мир по-тихому тух и гас. Я понемногу начинал нравиться себе и не заметил, как уснул.