Рут Кинна

  • Sasha Krasnovhas quotedlast year
    Идея Рокера, которую он выдвинул в своем критическом разборе диктатур XX века — фашизма и сталинизма, — состояла в том, что суть культуры заключается в изучении человеческого вмешательства в природу и создании социальной среды. Эта концепция устанавливает связь между культурой и природой, а не противопоставляет эти два понятия, стирая границы между человеческой и нечеловеческой формами жизни и уничтожая «искусственное различие» между «людьми природы» и «людьми культуры». В представлении Рокера, отсутствия культуры просто не существует — всегда есть ее альтернативные формы, более или менее продуктивные или разрушительные, более или менее органические или синтетические, более или менее широкие или ограниченные, более или менее вдохновляющие или гнетущие. «Даже рабство и деспотизм являются проявлениями общего культурного движения», — утверждал он [62].
  • Sasha Krasnovhas quotedlast year
    Удрученный агрессивностью и жестокостью европейских правительств, разжигающих недоверие и ксенофобию, Рокер задавался вопросом: каким образом народы, оказавшиеся заложниками этих режимов, могут подняться над тем, что навязано им в качестве национальных интересов, забыть о привилегиях, которые дает национальная принадлежность, и действовать солидарно с другими народами?
  • Sasha Krasnovhas quotedlast year
    Утверждение, что классовая теория Маркса вносит раскол в общество, изначально заостряло внимание на подчинении устремлений сельских тружеников интересам промышленного пролетариата. С точки зрения анархистов Европы, а также Центральной и Южной Америки, где нормой были огромные поместья, контролируемые землевладельческой элитой, марксизм не только игнорировал тяжелейшее положение сельской бедноты, но и обходил вниманием острую проблему землевладения как отвлекающего от реальной революционной политики фактора. По словам делегата от Мексиканской конфедерации труда на той же лондонской конференции, «социальный вопрос в Мексике — это аграрный вопрос, так же как в Ирландии и России» [214]. Обеспокоенные тем, что игнорирование нужд крестьян поощряет высокомерие городского пролетариата, европейские анархисты, такие как Реклю, особо подчеркивали, что в революционные проекты вовлечены обе группы рабочих. Сельские труженики — это не мужичье, не реакционеры, не холопы и не часть «идиотизма деревенской жизни», как считал Маркс [215].
  • Sasha Krasnovhas quotedlast year
    Анархизация — это не только пробуждение желания иметь альтернативы, но и участие в проектах их реализации. Очевидно, что требовать жертвенности от людей противоречит самим принципам анархизма, однако было бы лукавством заявлять, что анархия вовсе не подразумевает принесения жертв, в той или иной форме. Этой жертвой может быть личное время, потраченное на участие в акциях солидарности или на обмен знаниями и навыками; еда, кров, лекарства, одежда или сопровождение нуждающихся в этом людей; помощь людям без документов в пересечении границ; письма заключенным или поддержка сопротивления полицейскому произволу [383]. Сюда же может относиться и добровольный отказ от самообогащения или неуемного потребления. И если уж говорить обо всем разнообразии задач и намерений, то анархизация требует также неустанного прагматизма.
  • bikofornothas quoted2 years ago
    Однако возражения Бакунина против политики Маркса носили принципиальный характер — он полагал, что участие в работе законодательных институтов, скорее всего, ослабит революционный пыл угнетенных и сделает их частью тех самых систем, которые регулируют эксплуатацию и угнетение.
  • bikofornothas quoted2 years ago
    Группы, получающие выгоду от внедрения новых технологий и обладающие экономической властью, будут стремиться к тому, чтобы закрепить за собой полученные выгоды, взяв в свои руки управление государственным аппаратом.
  • Sasha Krasnovhas quotedlast year
    В анархистской критике закон часто фигурирует в образе двуглавой гидры. Одна голова — это абстрактная политическая философия и теория права, а другая — реализация этой политики. С точки зрения анархиста, теория права обосновывает исполнение закона необходимостью, опираясь при этом на две связанные между собой идеи: что социальные группы не способны изобретать свои собственные системы регулирования и что жизнь в обществе в отсутствие закона непривлекательна. Теоретически закон — это инструмент, который обеспечивает безопасность и свободу за счет сдерживания ненадлежащего поведения. Джон Локк, которого иногда называют одним из отцов либерализма, сказал: «Там, где заканчивается закон, начинается тирания» [64].
    На практике исполнение закона лишает возможностей нормотворчества большинство людей, которыми этот закон управляет. Люди знают, что такое закон, знают, что он предписывает повиновение и что нарушение закона ведет к наказанию. Однако большинство из них имеют смутные представления о содержании и сфере действия закона и не обладают техническими возможностями для принятия заметного участия в его создании, толковании или применении. Таинственность закона только усиливает мысль о его необходимости. Всякий раз, когда мы прибегаем к услугам представителей сферы закона — полиции, юристов, адвокатов и судей, — мы косвенно признаем нашу зависимость от закона и неспособность вести дела в его отсутствие.
    Для анархистов, таких как Зигмунд Энглендер, который участвовал в революции 1848 года, был политическим ссыльным и журналистом, разделение закона и общественной жизни было признаком политической коррупции. Его представление о законе и доминировании точно соответствовало критике наемного рабства и господства, которую развивали чикагские анархисты, что, впрочем, неудивительно, поскольку он тоже учился у Прудона. Выйдя после раскола из МТР, он сфокусировался на критике закона, поскольку тот поощрял эксплуатацию и зависимые отношения, а законотворцы присвоили себе право решать, что будет лучше для всех. В обоих случаях закон заведомо одерживал верх.
    В основе проведенного Энглендером анализа доминирования лежало несоответствие между идеальными представлениями о законе и его реальным воплощением. Рассматривая революционные изменения во Франции в период с 1789 по 1848 год, Энглендер использовал закон как своеобразное свидетельство двух противоборствующих векторов: стремления к совершенству, основанного на принципах уважения прав личности — «революционной идее нашего века» [65], — и инертности, которая проявилась в затянувшемся процессе написания новой конституции, что, по факту, способствовало закреплению неравенства. Идеальный закон должен устанавливать порядок через гармонизацию. В реальности же он только усиливал разногласия, навязывая конкуренцию за ограниченные ресурсы и поощряя угнетение.
  • Sasha Krasnovhas quotedlast year
    Водопотребление сокращается за счет изменений в промышленном производстве и ухода от «дисциплинирующих функций стирки», которые характерны для «белых воротничков» и жизни в пригородах.
  • bikofornothas quoted2 years ago
    Они будут бороться за политическую власть и тем самым противостоять существующим элитам, которые ранее аналогичным образом использовали деньги и богатства, чтобы принять законы в свою пользу. С точки зрения Маркса, это противостояние было революционным и представляло собой прогрессивную энергию классовой войны.
  • bikofornothas quoted2 years ago
    Для Маркса Прудон оставался утопистом, ошибочно полагавшим, что изменить мир можно путем изменения юридической концепции собственности.
fb2epub
Drag & drop your files (not more than 5 at once)